Кэсс Морган - Сотня

Гласс ударила Люка в грудь, а он рассмеялся, обнял ее и с широкой улыбкой сказал:

– Прости.– Люк полез было в карман и приостановился.– Только я не упаковал, оно без бантика, и все такое…

– Ничего.

Он вытащил из кармана какой-то предмет и протянул его ей на раскрытой ладони. Блестящий золотой медальон.

– Люк, он прекрасен,– прошептала Гласс, потянувшись, чтобы взять подарок. Ее пальцы пробежали по изящным граням вещицы, и глаза девушки расширились: – Это же земная работа!

Люк кивнул.

– Судя по надписи, так и есть.– Он взял медальон из ее рук.– Можно я…

Теперь кивнула Гласс, и Люк шагнул ей за спину, чтобы застегнуть замочек. Она вздрогнула, ощутив руки любимого у себя на шее, когда он сдвигал ее волосы в сторону. Гласс могла только догадываться, сколько стоила подобная роскошь,– чтобы купить медальон, Люк, наверно, истратил все свои сбережения. Хоть он и служил охранником, излишков у него никогда не водилось.

– Мне нравится,– сказала Гласс, подняв лицо к любимому и касаясь пальцами цепочки.

Люк в ответ широко улыбнулся и со словами «Я очень рад» провел рукой по ее шее, перевернув медальон. На обратной стороне была выгравирована буква «Г».

– Это ты сделал? – спросила Гласс.

Люк кивнул.

– Я хочу, чтоб даже через тысячу лет люди знали, что он принадлежал тебе,– Он нажал на медальон пальцем, легонько вдавливая золото в ее кожу.– Теперь тебе осталось только наполнить его своими собственными воспоминаниями.

Гласс улыбнулась:

– Я знаю, с какого воспоминания мне хочется начать.– Она подняла взгляд, ожидая увидеть, что Люк дурашливо закатил глаза, однако лицо его было серьезным. Их взгляды встретились, и на бесконечно долгий миг в квартире воцарилась тишина, нарушаемая лишь биением их сердец.

– Ты уверена? – спросил Люк, слегка наморщив лоб и проводя пальцем по внутренней стороне ее предплечья.

– Больше чем когда-либо в моей жизни.

Люк взял Гласс за руку, и девушку словно пронзил электрический разряд. Их пальцы сплелись, и без единого слова Люк увлек ее в спальню.

«Конечно же, променял Люк его на что-то»,– сказала себе Гласс. Глупо хранить такую ценную вещь, особенно после того, как она, Гласс, разбила его сердце. Но все равно от мысли об оказавшемся в Обменнике медальоне она почувствовала острый приступ горя, которое, казалось, вот-вот разорвет ее сердце пополам. К реальности девушку вернул чей-то буравящий затылок колючий взгляд. Она внутренне собралась, ожидая встретиться глазами с очередным полузнакомым человеком. Гласс обернулась, и оказалось, что она ошиблась.

Это был Люк.

Он смотрел на Гласс так долго, что она покраснела, а потом перевел взгляд на стол с украшениями. Вот он заметил медальон, и на его лице появилось непонятное выражение.

– Удивительно, что его до сих пор никто не приобрел,– сказал он негромко,– он ведь такой красивый.– Люк улыбнулся печальной мимолетной полуулыбкой.– Но, опять же, самое красивое в этом мире ранит сильнее всего.

– Люк,– начала было Гласс,– я… – Но она оборвала себя, заметив позади Люка знакомую фигуру.

Камилла стояла за прилавком с фрагментами бумажных книг и журналов, ее глаза впились в Гласс.

Бросив ей взгляд через плечо, Люк опять повернулся к Глас:

– Камилла подменяет своего отца. Он приболел.

– Очень жаль,– отозвалась Гласс. Прежде чем она успела что-то добавить к сказанному, ее отвлек шум. Поблизости кто-то спорил на повышенных тонах.

Гласс повернулась и увидела Кору, которая орала на торговку с Уолдена:

– Если вы отказываетесь продать мне это за разумную цену, мне не остается ничего другого, кроме как заявить о мошенничестве!

Женщина побледнела. Гласс не услышала ее слов, но они явно пришлись Коре по душе. Она улыбнулась и протянула большой палец для сканирования.

Гласс скривилась, сконфуженная поведением подруги.

– Прости,– сказала она,– мне надо идти.

– Подожди,– попросил Люк, касаясь ее руки.– Я волновался о тебе.– Он понизил голос: – Что ты делаешь в таком месте? Разве это не опасно?

Тревога в его голосе живительным бальзамом пролилась на израненное сердечко Гласс, но не смогла полностью прогнать боль.

– Не опасно. Меня… помиловали,– сказала Гласс, изо всех сил стараясь, чтоб ее голос не дрожал.

– Помиловали? – Его глаза округлились.– Вот это да. Я даже не думал… Это просто невероятно.– Он помолчал, как будто не знал, что еще сказать.– Знаешь, ты же никогда не говорила мне, за что тебя арестовали.

Гласс опустила глаза, борясь с непреодолимым желанием рассказать Люку всю правду. «Он заслуживает того, чтобы быть счастливым,– твердо напомнила она себе.– И он больше не твой».

– Это не имеет значения,– в конце концов сказала она.– Я просто хочу, чтоб все это осталось в прошлом.

Люк смотрел прямо на нее, и на миг Гласс подумалось, что он видит ее насквозь.

– Ну, береги себя,– произнес он наконец.

Гласс кивнула:

– Хорошо.

Она знала, что поступает правильно. Ей только хотелось бы, чтоб это не причиняло столько боли.

Кларк сидела в темной палатке лазарета и с тревогой наблюдала, как беспокойно мечется во сне терзаемая лихорадкой Талия.

– Как ты думаешь, что ей снится?

Обернувшись, Кларк увидела, что Октавия села на своей постели и смотрит на Талию большими испуганными глазами.

– Не знаю точно,– соврала Кларк, которая по выражению лица подруги поняла, что ту опять тревожит призрак отца.

Талию арестовали за попытку кражи медикаментов, после того как Совет принял решение прекратить лечение ее отца, сочтя это слишком дорогостоящим и бесполезным делом. Она так и не узнала, что с ним сталось. Может быть, он умер вскоре после ее ареста, а может, до сих пор цепляется за жизнь и молится прожить достаточно долго, чтобы однажды снова увидеть дочь.

Талия застонала и свернулась клубочком, точь-в-точь как Лилли в одну из своих плохих ночей. Кларк вспомнила, как тайком пробиралась в лабораторию, чтобы ее новая подруга не оставалась в одиночестве. Хотя никто не запрещал Кларк заботиться о Талии, она все равно чувствовала свою беспомощность и все безумие собственных попыток спасти подругу. Без медикаментов, которые пропали во время аварии, ничего нельзя было сделать. Облегчить страдания Талии могли только лекарства.

Кто-то откинул входной клапан палатки. В потоках света и прохладного, терпкого воздуха в лазарет протиснулся Беллами. Через плечо у него был перекинут лук, а глаза блестели.

– Добрый день, дамы,– сказал он с широкой улыбкой, подходя к кровати Октавии и наклонившись потрепать ее волосы, аккуратно стянутые красной лентой. Парень прошел так близко к Кларк, что она почувствовала легкий запах пота, исходящий от его кожи. И еще какой-то запах. Кларк не смогла бы его описать, но он напоминал ей о деревьях.– Как нога? – спросил он Октавию, театрально прищурившись и разглядывая лодыжку сестры.