Саймон Грин - Сумерки Империи (сборник)

– Час двадцать три. Капитан! Как там?

– Холодно, – ответил Хантер. – Холодно и… одиноко. Я возвращаюсь.

Он в последний раз огляделся. Все по-прежнему было тихо и спокойно, но волосы у него на голове вдруг зашевелились, а рука сжала рукоять дисраптера. Ничего не изменилось, но в этот миг Хантер без тени сомнения понял: в ночи кто-то есть, кто-то наблюдает за ним. Это было невозможно. И датчики и экстрасенс заверили его, что территория пустынна. Хантер безоговорочно верил обоим свидетельствам, и все же инстинкт говорил: за ним наблюдают. Капитан облизал сухие губы, а потом решительно повернулся спиной к темноте. Нервы, только и всего. Просто нервы. Человек снова шагнул в шлюзовую камеру, и дверь за ним закрылась.

Над скучным горизонтом неторопливо занимался рассвет, окрашивая остатки тумана болезненной желтизной. Туман начал таять, как только солнце явило себя, и теперь медленно исчезали последние упрямые клочья дымки. Серебряное солнце оказалось до отвращения ярким, оно бросало резко очерченные тени. Все виделось необычайно определенным, хотя естественные краски были замутнены и смазаны из-за интенсивности света. Небо выглядело бледно-зеленым – наверно, по причине пылевых облаков, несшихся высоко в атмосфере. Катер одиноко стоял на открытой площадке – блестящая серебряная игла на изломанной, потрескавшейся равнине. На горизонте темнела клякса, которую зонды распознали как лес. Он находился слишком далеко, чтобы корабельные датчики могли сообщить что-то более подробное.

Двери катера оставались открытыми, их охраняли два космодесантника. Датчики подали бы сигнал задолго до того, как любой из них обнаружил угрозу. Неподалеку доктор Уильямс выковыривал комки грунта и складывал их в мешок для образцов. Все трое прилагали усилия, чтобы выглядеть спокойными и бодрыми, но едва сдерживаемая нервозность проявлялась в ненужных порывистых движениях.

Рассел Корби прислонился к корпусу катера и размышлял, сколько еще ожидать следующего приема пищи. Завтрак состоял из протеинового кубика и стакана дистиллированной воды, ни то ни другое нельзя было признать слишком сытным. В военной тюрьме его кормили лучше.

Он огляделся, но смотреть по-прежнему было не на что. Площадка оставалась унылой, бесплодной и до жути безмолвной. Корби кисло улыбнулся. При спуске сердце у него бешено колотилось, представлялись кошмарные создания, поджидающие внизу, но пока первый день на Волке-IV проходил одуряюще скучно. Нельзя сказать, однако, что Корби сделался от этого несчастным. Если выбирать между скукой и кошмарными чудовищами, в любой день он предпочел бы маяться от безделья.

Корби был невысоким крепышом лет двадцати пяти от роду. Заостренные черты лица и линялое черное обмундирование придавали ему разительное сходство с хищной птицей, чье имя он носил. Лицо обыкновенно выглядело угрюмым, глаза смотрели настороженно. Его форма была такой мятой и грязной, что казалось, он уже не одну ночь спит, не снимая ее.

В любой полевой команде есть такой, как Корби. Он всех знает, везде имеет связи и может достать что угодно. За определенную цену. Империя в таких не нуждается. Корби сидел в военной тюрьме и свыкся с мыслью, что проведет там еще изрядный срок, пока подвернется случай записаться добровольцем в Адские группы. Тогда это показалось ему хорошим вариантом.

Свен Линдхольм представлял собой полную противоположность Корби: чуть больше тридцати, высокий и мускулистый, с плоским животом атлета. На нем был безукоризненно подогнанный и вычищенный мундир. Бледно-голубые глаза и короткие волосы пшеничного цвета придавали ему безмятежный, сонный вид – который никого не мог ввести в заблуждение. Меч и дисраптер он носил с тем небрежным изяществом, что вырабатывает многолетняя привычка, а руки всегда держал у рукояток. Боец, Линдхольм и выглядел соответствующе.

Корби снова вздохнул, и Линдхольм насмешливо посмотрел на него:

– Рас, что случилось?

– Ничего. Ничего не случилось.

– Конечно, что-то поганое. Рас, я в жизни не встречал человека с таким талантом напрягаться. Ты посмотри с другой стороны. Мы здесь уже три часа, и абсолютно никто не пытался нас убить. Здесь нет никого. Даже ни одной птицы нет.

– Ага, – согласился Корби. – Это подозрительно.

– Тут для тебя ничего хорошего нет, да? – удивился Линдхольм. – Ты бы предпочел, чтобы мы сошли с катера и наткнулись на какого-нибудь огромного проглота с парой сотен зубов?

– Не знаю. Может, и так. Тогда было бы ясно, по крайней мере. Я чувствую, здесь что-то не так. Свен, можно подумать, ты думаешь по-другому. Чтобы такое открытое место было необитаемо, это ненормально. Понимаешь, не похоже, что мы посреди пустыни. Ты видел записи с зондов. Если не считать несколько лишних вулканов и ураганов, этот мир практически как наша Земля. Тогда где же, черт, обитатели? На такой планете жизнь должна кипеть.

– Рас, может, хватит? – поинтересовался Линдхольм. – Я начинаю нервничать.

– Ну и хорошо, – констатировал Корби. – Не люблю так психовать в одиночку. – Он задумчиво посмотрел на землю и несколько раз ударил в грунт пяткой. – Свен, смотри. Суше сухого закона. Высосана до последней капли. Это не от дневной жары. Солнце уже высоко, а все еще чертовски холодно. – Корби снова осмотрел свои раскопки и нахмурился: – Не знаю. Планеты-сада я не ждал, но от этого места меня трясет.

– Я бы насчет этого не беспокоился, – заметил Линдхольм. – Через несколько лет привыкнешь.

– Свен, ты меня просто утешаешь.

– Мы же друзья.

Они постояли вместе, рассматривая безликую равнину. Отчетливо слышно было, как копошится в грунте доктор Уильямс.

– Что ты думаешь о капитане? – спросил Линдхольм – прежде всего, чтобы Корби не нагонял тоску. Свое мнение о капитане он уже составил.

Корби еще больше помрачнел.

– Из всех капитанов, каких только нам могли подбросить, нам достался Скотт Хантер. Я кое-что выяснил о нем на «Опустошении». Работает как ишак, малость солдафон и так скотски честен, что от этого никому нет пользы. Добровольно пошел на патрульную службу в мирах Рима и отличился в четырех больших сражениях. Если бы не прокололся, стал бы адмиралом. С большим гонором, мог бы и научиться держать при себе свое мнение и лизать нужные задницы.

Линдхольм понимающе кивнул:

– Нам могло меньше повезти.

– Смеешься, что ли? – Корби с сомнением покрутил головой. – Знаю я эту породу. Честный, смелый – и вонючий герой с ног до головы, говорю тебе. Они тебя так или эдак угробят за свои тухлые идеалы.

– Приятно с тобой поговорить, – отметил Линдхольм. – Я присутствовал, когда ты выступил с обвинениями против Кровяных Контрабандистов в системах Обех, помнишь?