Аластер Рейнольдс - Ковчег спасения. Пропасть Искупления

– На вашем месте я бы этого не повторял, – посоветовал Ремонтуар.

– Чего не повторял? – буркнул Скорпион, глядя дерзко.

– Вы пытались меня задушить. Пустая затея. Мы внедрили в ваш мозг, вблизи сонной артерии, небольшой имплантат. Его единственная функция – сдавливать артерию по сигналу от моего имплантата. В случае угрозы я пошлю сигнал сознательно, но устройство может сработать и само. Если я вдруг потеряю сознание или погибну, вы вскоре умрете.

– Но оно сработало, а я-то жив!

– На первый раз я проявил милосердие и ограничился предупреждением.

Скорпион осмотрелся: он одет, кожа кажется сухой, и вообще ему гораздо лучше, чем недавно в скорлупе.

– Отчего же не повторить? Вы мне дали отличное средство для самоубийства. Всяко лучше, чем ждать, когда меня выпотрошит конвенция.

– Я не намерен передавать вас конвенции.

– Ага, значит, небольшая личная месть?

– Снова не угадали. – Ремонтуар повернулся к вычурной приборной панели.

Он работал, словно пианист над инструментом, не глядя, чего касаются пальцы. Над консолью находился иллюминатор, еще два прорезали синюю сталь корпуса по бокам.

Свет в кабине постепенно ослаб, изменилось звучание двигателей, и Скорпион ощутил нутром перемену гравитации. В лобовом иллюминаторе появился огромный охряный полумесяц Йеллоустона. Бо́льшая часть видимой поверхности была окутана ночным сумраком. Корабль Ремонтуара находился почти в плоскости Ржавого Пояса. На фоне освещенного участка планеты едва различались спутники Пояса – словно едва заметная темная посыпка, коричный след. Но на темной стороне они казались россыпью драгоценностей, переливающихся, блещущих, светящихся огромными зеркалами и прожекторами.

Зрелище впечатляло, но Скорпион знал: это лишь тень былого великолепия. Перед эпидемией плавящей чумы Пояс состоял из десяти тысяч обитаемых спутников – теперь люди жили на нескольких сотнях. Но темнота скрыла руины, оставила только волшебную светящуюся пыль обитаемых космических островов – словно колесо истории застопорилось там.

За Ржавым Поясом Йеллоустон казался таким близким! Скорпион живо представил шум Города Бездны, разноголосие, слышное и за облаками, словно завлекающее пение сирен. Вспомнил норы и крепости свиней и их союзников в трущобах Мульчи, этого царства беззакония, состоящего из многочисленных владений отдельных банд и группировок. После спасения от Квайла Скорпион, явившись в Мульчу, попал на низшую ступень тамошней иерархии – изуродованный шрамами иммигрант почти без единого целого воспоминания. Но Скорпион помнил, как выживать во враждебном окружении и, что важнее, как обратить ситуацию в свою пользу. Такими умениями, если ничем другим, он был обязан Квайлу. Но это не значило, что Скорпион был благодарен.

О жизни до встречи с Квайлом он помнил очень мало. Знал: то, что кажется воспоминанием, на самом деле продукт воображения. Память удержала самые важные сведения о прежнем существовании, о жизни на яхте, но подсознание не теряло времени даром, заполняя один пробел за другим. Воспоминания, и без того сомнительные, дополнялись множеством иллюзорных деталей. Возможно, выстроенное и соответствовало реальности, но как проверить? Хотя какая теперь разница? Никто не оспорит воспоминания и не подтвердит. Те, кто мог, сейчас мертвы, безжалостно истреблены руками Квайла и его сообщников.

Первое воспоминание о Квайле было жутким. Очнувшись от долгого сна, либо чего-то более глубокого, нежели сон, и беспамятного, он оказался в шеренге с одиннадцатью гиперсвиньями, посреди стылой комнаты с металлическими стенами. Одеты свиньи были в сшитое из полос жесткой и темной пятнистой ткани платье. Перед строем стоял Квайл – высокий, асимметрично модифицированный человек. Скорпион предположил, что он из ультра или подобных им фракций, склонных к гипертрофированному уродству: угонщиков или атмосферных черпальщиков. За спиной Квайла толпилось с полдюжины модифицированных людей. Все – с оружием, от ножей до крупнокалиберных короткоствольных дробовиков. Глядят на гиперсвиней с отчетливым предвкушением удовольствия.

Скорпион без труда понимал речь Квайла. Тот объяснил, что двенадцать свиней были доставлены на борт его корабля, большого и вместительного, чтобы команда развлеклась после нескольких неудачных сделок.

Развлечение удалось на славу, хотя и не совсем так, как запланировал Квайл. Команда настроилась на веселую охоту и с энтузиазмом ею занялась, и поначалу все шло как задумано. Правила были очень простые: свиньям дозволялось бежать куда угодно, прятаться как угодно, использовать любое оружие и инструменты, какие сумеют отыскать либо соорудить. Квайл посулил пощаду любой свинье, которая протянет пять суток. Жертвы сами должны решить, держаться им вместе либо поодиночке. Люди дали им шесть часов форы.

Этого оказалось очень мало. Половина свиней погибла к концу первого дня охоты. Условия они приняли безропотно, даже Скорпион ощущал странное чувство долга, необходимость исполнять требования людей, будь то Квайл или другой человек. И хотя инстинкт самосохранения взял верх, ударить в ответ Скорпион решился только на третий день. И тогда пришлось бороться с собой, преодолевать ощущение, будто покушаешься на святое, совершаешь немыслимое кощунство.

Сперва Скорпион прятался вместе с парой свиней, из которых одна была немая, а другая способна только на ломаные фразы. Но взаимодействовали все трое с необыкновенной легкостью, предугадывали мысли и поступки друг друга. Скорпион знал, что раньше свиньи работали вместе, хотя еще не сумел отыскать ни единого связного воспоминания о своей жизни до попадания к Квайлу. Но хотя команда справлялась неплохо, проведя с товарищами восемнадцать часов, Скорпион решил действовать в одиночестве. Двое предпочли остаться в уютном закоулке, Скорпион же не сомневался: единственная надежда на спасение – в постоянном продвижении наверх, против создаваемой двигателями тяги.

Тогда он и сделал первое важное открытие. Проползая через вентиляционную шахту, Скорпион разодрал одежду и открыл край блестящего зеленого рисунка, покрывавшего бо́льшую часть правого плеча. Он расширил разрыв, но не сумел рассмотреть как следует, пока не нашел отражающую поверхность. Оказалось, на плече вытатуирован стилизованный контур скорпиона.

Он коснулся изумрудной татуировки, провел пальцами вдоль изогнутого хвоста, живо вообразил укол ядовитого жала – и почувствовал наполняющую его силу, мощь, какую лишь он один мог высвободить и направить. Стало ясно: его личность неразрывно связана с татуировкой, все важное сосредоточено в ней. Это был страшноватый миг самоидентификации, обнаружения собственного «я»: он понял, что может назвать себя. Что обладает собственным именем, которое связывает его с прошлым.