Кристофер Прист - Градуал

– Это большая честь, монсеньор Заскинд, – продолжал Митри. – Когда мне сказали, что мы будем записаны вместе, я едва мог поверить в свою удачу.

– Что ж, спасибо, – ответил я, смущенный и довольный, чувствуя, как растворяются мои предрассудки против этого человека.

– Не могли бы мы после этого кратко встретиться, чтобы выпить? Есть столь многое, что я хотел бы обсудить с вами.

– Ну, мне нужно успеть на поезд домой…

– Посмотрим, сможем ли мы найти время, – не отступал Митри. – Я бы хотел обсудить ваш квартет «Дианме». Первый раз я как следует послушал эту запись как раз перед тем, как должен был уехать.

– Не знал даже, что она продавалась…

– Мне прислал экземпляр издатель, но она уже популярна на многих островах. Можно услышать по музыкальным радиоканалам.

– На Архипелаге?

– Конечно! Вы сделались хорошо известны, по крайней мере на Мьюриси, но также и на многих других островах. Мой издатель сказал, что мне следует с вами поговорить ради новых территорий, которые вы, по-видимому, открываете. Хотелось бы знать, что послужило источником вдохновения. Я чувствовал ваше волнение в каждой фразе.

Мы стояли у задней стены студии, частично скрытые от основной ее части двумя диффузорами, но я видел, что музыканты уже настраивают инструменты, а инженеры – уровни звука. Энтузиазм, который излучал Митри, казался совершенно искренним.

– Название острова, – сказал я, вспоминая свои поиски лоции или карты. – Когда я узнал, почему остров назван Дианме, то услышал, как музыка обретает форму. Она просто… полилась. Я представлял, какими могут быть ветры на этом острове. Ветры Дианме.

– Это столь многое объясняет. Но когда я слушал ту музыку, то задумался, не имели ли вы в виду какой-нибудь другой остров. Может быть, Члам?

– Нет, Дианме.

– Это превосходное произведение. Я должен у вас столь многому научиться. – Митри вновь стиснул мою руку и энергично потряс. – Сейчас начнут. Поговорим позже?

– Приятно было познакомиться, – сказал я от чистого сердца.

Митри приветливо улыбнулся мне, повернулся и ушел. Я направился на свое место в задней части контрольной кабинки.

С исполнением «Символов прилива» возникли проблемы, и оркестрантам пришлось сделать несколько попыток, прежде чем они смогли сыграть как надо. Руководитель оркестра ворчал, что им не дали достаточно времени порепетировать; последовал на удивление сердитый обмен обвинениями между ним и менеджером записи. Я смущался и не лез в склоку, полный ужаса, что мог по неопытности запороть оркестровку. За два-три дня до того я закончил перепроверять партитуру, а всего отослал по крайней мере четыре различных версии, в одной из которых были восстановлены исключенные ранее фрагменты первого наброска, но через несколько дней я и этот вариант изменил. В конце концов студии удалось записать удачный дубль, но времени уже было далеко за полдень. Все, включая меня, выглядели и чувствовали себя измотанными. Денна Митри не было и следа.

Через три дня по возвращении в Эррест, когда весьма смешанные воспоминания о прошедшей звукозаписи начали угасать, я все еще думал об Алинне. Получить от нее отказ было бы ужасно, но я укрепился духом и позвонил. Она подошла к телефону, сказала, что рада меня слышать, и утешила, когда я рассказал, как неладно прошла запись. Мы проговорили почти час, а на следующий день договорились встретиться. Я был счастлив и полон уверенности в себе. Мы гуляли по пустому морскому берегу и становились ближе с каждой минутой. На следующий день вновь встретились, а на третий еще раз. Через четыре месяца мы поженились. Наш общий друг Денн Митри получил приглашение на свадьбу, но лишь прислал письмо, сообщавшее, что из-за дорожных затруднений он не сможет присутствовать.

Мы с Алинной поселились вместе в большой квартире, которую сняли в городке чуть дальше по побережью от Эрреста. Это было удобно для моей скучной, но необходимой работы, и оттуда можно было доехать поездом прямиком до Глонда. Из квартиры открывался вид на море. Я устроил себе студию в комнате с высоким окном, выходившим на побережье, окаймленное полосой травяных кочек и невысоких дюн. Чуть ближе к левому краю панорамы находился остров Дианме, а его товарищи Члам и Геррин располагались дальше в море темными силуэтами, более недоступные со своими секретами, столь же манящие, как обычно. Глядя на острова, я размышлял о них и не мог отделаться от гармоний, казалось, настойчиво плывущих ко мне над нескончаемыми волнами.

«Символы прилива» получили хорошие отзывы, а звукозаписывающая компания, промолчав несколько недель, вдруг объявила, что они к тому же еще и хорошо продаются. Чуть позже я и сам смог об этом судить, когда стали поступать проценты от продаж. Я был рад и изумлен, но удивился еще больше, когда стало известно, что значительная часть экземпляров продана на островах Архипелага Грез.

Денн Митри, вернувшийся на Мьюриси после своего визита по обмену, написал мне несколько писем, иногда вкладывая в них рецензии, опубликованные на том или другом из островов. Мы оба были в восторге от своего успеха, и каждый великодушно объявлял, как ему повезло, что мы вышли на одной пластинке. По правде говоря, я втайне считал, что волшебным ингредиентом в продажах служат популистские мелодии Денна Митри, а мои более строгие композиции никогда не завоевали бы популярность у такого количества людей, но сам Денн об этом и слышать не желал. Оба мы были довольны.

Я вступил в период полного удовлетворения жизнью. Наслаждался женитьбой на Алинне, и наш первый восторг друг от друга продолжался и не угасал. Мне нравилось чувство устроенности, подведенной под жизнь надежной эмоциональной основы. Исполнительское мастерство Алинны постепенно росло, и ее регулярно звали куда-нибудь играть; работа на звукозаписях приносила надежные деньги, а приглашения в оркестры или ансамбли поменьше – приятные бонусы наличными.

Пока Алинна играла, я писал. Я постоянно работал, все время пробуя новые подходы. Доход, полученный от «Символов прилива», позволил наконец бросить ежедневную бухгалтерскую работу – я уже был в достаточно зрелых годах, чтобы не слишком опасаться призыва, и потому уже не нуждался в дополнительной защите, которую давала работа.

При этом я так вполне и не освободился от страшных мыслей о призыве, потому что не мог забыть судьбу, постигшую, вероятно, моего брата Джака.

Вскоре после моей женитьбы от Джака пришло письмо. На адрес родителей, хотя мое имя тоже значилось на конверте. Письмо на нотной бумаге с напечатанным вверху номером батальона, и хотя Джак писал от руки, но выводил почему-то каждое слово заглавными печатными буквами. То была короткая записка, написанная суконным языком, словно брата заставили переписать ее для проформы или под чью-то диктовку. Говорилось там лишь, что брат примет участие в большой кампании, которая должна положить конец войне, что он находится в обществе товарищей по оружию, которых любит и которыми восхищается, и что он хочет, чтобы мы купили выпускаемые правительством военные облигации, чтобы финансово поддержать великие события и защитить таким образом его лично.