Ромен Люказо - Лаций. В поисках Человека

Лицо Аттика расслабилось. Он хотел этого с самого начала, но не мог признаться даже самому себе. Теперь она дала ему повод преступить если не букву закона, то хотя бы дух.

– Вы осознаете, – сказал он, – что это означает передать командование «Транзитории» людопсам?

– Это единственное решение. Ими движет инстинкт выживания, и они поклялись прийти мне на помощь. Они сделают то, что нужно, и не побоятся рискнуть. К тому же они вас любят.

Он кивнул, улыбнулся ей – не без хитринки. Между ними родилось взаимопонимание, первые предвестники которого она ощутила, когда в первый раз встретилась с автоматом на Корабле, и когда он провел их в свой странный музей артефактов Человека.

– Вот как ловко вы все провернули, благородная Плавтина. Вы не посрамили репутации, которая закрепилась за вашим именем. И как мы теперь поступим?

Плавтина повернулась к Лено. Ему решать, как действовать дальше.

– Вы можете, – попросила она, – помочь нам пересечь Форум?

Его рот растянулся в веселой улыбке.

Предложение Камиллы не было плодом секундного побуждения. Иному Отон удивился бы – но подтверждение получил, когда они проникли в дворцовый комплекс через потайную дверь. Не со стороны Форума с его суетой, а с прилегающей улочки. Там их молча ждала группа слуг – длинных и тонких созданий неопределенного пола с бледно-зеленой кожей и преувеличенно вытянутыми черепами; с длинными миндалевидными глазами, подведенными кайалом. В руках они держали незаметные коробочки, которые Отон определил как энергетическое оружие.

Подвергаются ли они опасности? Настоящий Интеллект, чье сознание размещается в огромном бронированном Корабле, не выказал бы страха. Безопасность же Отона зависела лишь от его способности внушить, что и он – как Камилла – лишь временный аватар. Если выдаст себя малейшим колебанием, он – покойник. Он прошел вслед за принцессой в глубину ее апартаментов, полный апломба и безразличный к своей судьбе.

А Плавтина – что с ней теперь? Он потерял ее след одновременно с остальными. Ни у кого не получится быстро ее отыскать. Эта история подтверждала, что она, хотя бы частично, унаследовала странный талант своей создательницы. Еще одна нить в сложной паутине событий. Все шло не по плану. Его должны были встретить как спасителя, чтобы он смог заронить беспокойство и сомнение в сердцах врагов. Но они, кажется, его и в грош не ставят. Возможно, они сами решили проблему Уз и теперь затеяли ради него масштабную игру в прятки? Ему не хватало ключевой информации, он это чувствовал. В таких обстоятельствах невозможно отказаться от предложения Камиллы. Она могла помочь ему все переиграть. Или привести к гибели. Она была порочной и непредсказуемой, самовлюбленной и расчетливой, как все, кого проглотил и навеки преобразил этот проклятый город. Отон улыбнулся. Ситуация его возбуждала. Потому он и сосредоточил свою жизнь в этом единственном теле, обреченном на гибель: чтобы чувствовать экзистенциальную дрожь победы или поражения.

Ничего не зная о его размышлениях, Камилла крепкой рукой взяла его за предплечье и повела в лабиринт маленьких улочек. Невдалеке от дворца она потянула Отона по галереям, тут и там преграждаемым калитками, которые, казалось, вели лишь в тупики, а на самом деле представляли собой кратчайший путь вдалеке от прямоугольных артерий богатых кварталов. При виде его изумления лицо Камиллы разрезала высокомерная улыбка, и она прошептала:

– Удивлены, что не все знали об Урбсе?

– Ваша красота, принцесса, много веков освещала эти места, тогда как я ютился в темноте изгнания.

Она тихо рассмеялась.

– Изгнание, откуда вы привезли нам немало диковинок. Начать с этого создания, Плавтины – и с того, как элегантно вы выбрались из ловушки, которую вам расставили триумвиры.

– Верьте мне или нет, но в исчезновении Плавтины я не замешан.

– Значит, у нее больше возможностей, чем можно судить по ее скромной внешности.

Снова эта всезнающая улыбка. Она на миг сжала предплечье Отона, так легко, что он едва заметил.

– Но это не единственное, что вы привезли нам с Рубежей. И несмотря на суету вокруг этого призрака, мне думается, она не такая уж важная фигура в большой игре. А вот вы, напротив… Некоторые из нас не желают признать, что ваша победа меняет ход вещей. Что ваша удивительная сила может побить все их карты. И я не одна так думаю…

– Виний…

Она снова улыбнулась – на сей раз с ноткой нескрываемого презрения. Жесткое выражение ее лица остро контрастировало с удивительной тонкостью черт и наряда.

– Виний теперь мало что значит. Все, что он может вам дать, – время. Заметьте, время – это главное. Не будь его, Марций с Лакием съели бы вас заживо.

– Вы полагаете, я настолько беспомощен…

– Нет, Отон, но я думаю, что вы не представляете, насколько Урбс изменился за время вашего отсутствия.

– Изменился?

– Сегодня мы переживаем редкий ключевой момент. Такое время, когда достаточно легкого толчка в том или ином направлении, чтобы преобразить историю. Я думаю, настолько переломного момента у нас еще не было. Другие могут дать вам время, но я покажу вам будущее. И Виний знает это – вот почему он обратился ко мне, едва весть о вашей победе достигла дворца.

– Будущее, принцесса? Заманчивое предложение. Но продавцы такого товара часто его подделывают.

– Тогда следуйте за мной, я покажу вам будущее. А после сами решите.

По знаку Камиллы маленькая группка снова двинулась вперед осторожным шагом. Узкие улицы были почти пусты, время от времени по ним пробегали слуги или посланники с занятым видом; скромные фигурки с торопливой походкой, бросавшие на них испуганный взгляд и переходившие на другую сторону улицы. Лишь топот их ног по камням Урбса разбивал давящее молчание, а их тени почти исчезали под красным солнцем в вечном зените.

Они осторожно шли, держась у стен, по маленьким площадям, окруженным старинными домами со старомодным шармом и обшарпанными фронтонами, порой голыми, а иногда украшенными изобилием статуй в позах, символизирующих подлинную или мнимую славу их создателя. Белый мрамор под этим светом становился охряным, а охра – кровавой. Город, сказал себе Отон, кажется мрачным, будто он затаил дыхание, готовясь к разгулу насилия. Он не чувствовал себя в опасности, по темпераменту склоняясь к храбрости, а не к страху, но и ему пришлось признать, что все это может плохо закончиться. Он надеялся, что Рутилий сумеет проявить смелость, если «Транзитория» окажется под угрозой.

Погрузившись в размышления, Отон в последний момент заметил, что они добрались до цели. Он огляделся. За ними, с другой стороны маленькой площади, на которой они стояли, над ровными гребнями крыш вздымался купол дворца и горел тысячью огней, подавлял своими непропорционально огромными размерами. Они отошли не так далеко, как он думал, потому что петляли. А перед собой Отон увидел суровый квадратный фасад виллы, куда они, по всей видимости, и шли. Ее стены, к которым вело несколько ступеней, казались покрытыми грязью, так, что было не рассмотреть изящных graffites – переплетенных узоров, напоминающих цветочные, черных на белом фоне. Окна в высоту были больше, чем в ширину; их заграждали тонкие кованые решетки с изящными узорами – ветками, переплетенными и усаженными цветами, но это не ослабляло впечатления, что они имеют дело скорее с castrum [12] Castrum (лат.): укрепленный лагерь римских легионов. Традиционный каструм обычно имел квадратную форму и составлял около 600 кв. м. , чем с местом для отдыха. Низкая массивная дверь бесшумно открылась, и существо, выглядящее точной копией автоматов из их эскорта, скупым жестом пригласило войти.