Карл Ольсберг - Черный Дождь

Танака поймал на себе взгляд молодого китайца в зеркале заднего вида. Он знал, что многие люди испытывают ужас при виде шрамов на его лице, жесткое, холодное выражение которого отчасти объяснялось атрофированными лицевыми мышцами, а отчасти – ранами в его душе. В глазах водителя он прочитал вопрос, что явилось причиной этого уродства (этот взгляд был ему знаком). Танака почувствовал, как память пытается вырваться из тюрьмы, в которую он ее заточил. Внутри все сжалось болезненной судорогой, его бросило в жар. Японец потянулся к карману пиджака, чтобы достать коробку с пилюлями, но ее там не оказалось. Проклятье! Он сунул ее в боковой карман чемодана. Его охватил панический страх, сердце бешено забилось, пульс участился. Нужно было срочно с этим справиться.

Он велел водителю остановиться, чтобы достать свой чемодан, но встретил непонимающий взгляд: Танака говорил по-японски. Борясь с паникой, он совсем забыл, что этот парень – китаец. Пришлось с заметной дрожью в голосе повторить распоряжение по-английски. Хотя он знал мандаринский лучше, чем английский, он никогда не унизился бы до того, чтобы говорить на этом языке с обслугой. Трудно было сказать, понял его китаец или нет, но машина остановилась. Водитель выскочил первым, чтобы открыть дверь перед пассажиром. Танака выбрался из салона. Ноги подкашивались. К горлу подкатывала тошнота. Впервые за долгое время он так явственно ощущал угрозу. Дрожащими пальцами он достал таблетки из бокового кармана чемодана и принял сразу две. Он сделал несколько шагов до угла дома. Там он прислонился к стене, глубоко вдохнул и выдохнул, борясь с приступом паники. Китаец стоял у машины и с тревогой наблюдал за ним.

– Это просто потрясающе!

Тимо стоял на краю плоской крыши с бутылкой пива в руке и обозревал город. Только низкий выступ отделял его от падения с высоты пятнадцати этажей и гибели.

– Не походи так близко! – предостерег его Леон, который сомневался, что находиться здесь было хорошей идеей. Обычно дверь, ведущая сюда, всегда была заперта: на крышу могли подниматься только техник-ремонтник и трубочист. Леон украл ключ у отца, который работал уборщиком в домоуправлении. На самом деле он хотел привести сюда Лизу только для того, чтобы произвести на нее впечатление. Вид был действительно великолепный – весь город лежал перед ними как на ладони. Всего несколько зданий в Карлсруэ были выше, чем это. Лиза была очарована, и у нее родилась идея устроить здесь вечеринку. Леон не посмел отказать. Сейчас он в отчаянии метался между двумя десятками студентов, половину из которых совсем не знал. От гриля на шатких ножках распространялся запах горелого мяса. Бумбокс Томаса орал слишком громко, и Леон ожидал, что в любой момент кто-нибудь из жильцов вызовет полицию. Неприятной беседы с родителями было не миновать. Но больше всего его беспокоили четыре ящика пива. Если кто-то из его друзей споткнется о край крыши в пьяном виде…

– Ребята! – крикнул он, подняв руки. – Ребята, послушайте!

Но никто не обращал на него внимания.

– Огонь… в твоих глазах… он горит так жарко… так жарко, как… Ахим, подскажи мне рифму к слову «жарко».

Георг Рольфс, более известный под своим сценическим псевдонимом Джордж Дэниелс, повернулся к бойфренду, лежащему рядом с ним на шезлонге у бассейна. Вилла, купленная Рольфсом в прошлом году, располагалась на склоне одного из северных холмов Шварцвальда. С террасы открывался великолепный вид на Рейнскую равнину и Карлсруэ, который с высоты, однако, выглядел мрачным и серым.

– Что? – сонно пробормотал Ахим.

– Что рифмуется с «жарко»? Мне приходит на ум лишь «кофеварка», но она как-то не подходит.

– Боже мой, Джордж, ты можешь хоть на секунду забыть о своих дурацких текстах? Ты не дал мне досмотреть прекрасный сон!

– Да? И что же тебе снилось?

– Брэд Питт. Он пригласил меня в свой роскошный особняк в Калифорнии. Мы сидели у бассейна, а потом он стал натирать мою спину лосьоном и…

– Избавь меня от подробностей, пожалуйста. Лучше помоги мне. Я должен к четвергу закончить еще одну песню.

– Тебе не надоели песни? Ведь ты выпустил одиннадцать альбомов!

– Одиннадцать – это вообще ни о чем! Элвис записал двадцать три пластинки, не считая концертных записей и саундтреков. А у Карпендале их более сорока…

– Карпендале. Хватит уже о нем! «Красивая девочка… с первой страницы… она одна… по ночам мне снится…»

– Тебе никто не говорил, что тебе вообще не стоит петь?

– Перестань брюзжать и намажь мне спинку кремом, ладно?

– Почему бы тебе не позвонить Брэду Питту?

– О да, я бы с радостью!.. Подай-ка мне…

Йохен Вальтер хмуро смотрел в окно. Он слишком поздно зарегистрировался на рейс и не смог получить место у прохода. Его мало волновала красота раскинувшегося под ним пейзажа: плоская долина Рейна, холмы Пфальцского леса на северо-западе, а если смотреть в сторону от него – Карлсруэ с характерным темно-зеленым лесным массивом к северу от центра города. Этот сопляк, конечно, снова натворил бед. Из-за него чуть было не пришлось отменить рейс в Берлин, но в итоге он все же решил лететь. Адвокат не мог позволить себе пропустить сегодняшнее мероприятие, приуроченное к шестидесятилетнему юбилею одного из ведущих членов партии.

Он как раз стоял в очереди у выхода на посадку аэропорта Баден Эйрпарк, готовый пройти проверку билета и сесть в автобус, когда зазвонил мобильный телефон. Не обращая внимания на неодобрительное выражение лица молодой женщины, он ответил. Разумеется, это была Мартина.

– Что-то срочное? Я иду на посадку в самолет.

– Да, срочное, Бен в беде!

– В беде? В чем проблема?

– Его арестовали.

По голосу Мартины можно было понять, что ее душат слезы. Так что ему стоило выслушать жену, если он не хотел нарваться на очередной скандал.

– Когда? За что?

– Не знаю точно. Там была демонстрация, на Замковой площади, и возникла потасовка. В полиции говорят о нарушении общественного порядка. Нарушение общественного порядка! И это – Бен! Очередной подростковый протест.

– В чем именно его обвиняют?

– Я не знаю! Он говорит, что ничего не делал. Пожалуйста, можешь поехать туда и вытащить его? Не хочу, чтобы он проходил через все это!

– Если полиция его задержала, то уже слишком поздно! Я ничего не могу с этим поделать.

– Прости? Ты ничего не можешь с этим поделать? Ты адвокат по уголовным делам или кто?

– Пожалуйста, не расстраивайся так!

К этому моменту последние пассажиры уже прошли через выход и ждали его в автобусе. Женщина из наземной службы знаком попросила его закончить разговор.

– Скорей всего, обвинения еще не предъявлены. В худшем случае он проведет ночь в кутузке, это ему не повредит. Я действительно не могу сейчас. Ты знаешь, что я должен пойти на это мероприятие сегодня вечером! Все лидеры партий будут там, и…