Марисса Мейер - Лунные хроники. Мгновенная карма

– Ответ по-прежнему отрицательный, – говорит он. – Но я ценю твою настойчивость. – Он поворачивается и трусцой возвращается на волейбольную площадку.

Я резко выдыхаю. Попытаться стоило.

– Эй, Пруденс, – раздается голос.

Я не сразу понимаю, что это Эзра Кент. Он стоит по другую сторону волейбольной сетки, ожидая продолжения игры. Встретив мой взгляд, он кивает мне за спину.

– А кто эта красотка с гитарой?

Я недоуменно моргаю и оглядываюсь, на мгновение забывая, что делаю и куда шла. И тут я вижу Ари – она сидит по-турецки на нашем одеяле, с гитарой на коленях, но не играет. Болтает с ребятами из нашей школы – среди них одна девчонка из джазового оркестра и пара выпускников, с которыми я никогда не общалась. Джуд тоже там, но держится немного в стороне, все еще дуется. Его босые ноги зарыты в песок.

Я оборачиваюсь и угрожающе смотрю на Эзру.

– Кое-кто, но не из твоей лиги.

Он с преувеличенным энтузиазмом потирает руки.

– Мне нравятся сложные задачи.

Я приторно улыбаюсь.

– А ей нравится порядочность, так что не трать время.

Он хмыкает.

– О, черт. Я буду все лето по тебе скучать.

– Ну, здесь мы различаемся, – бормочу я, закатывая глаза. Я уже собираюсь уйти, но меня осеняет идея.

Я отбрасываю сомнения, оборачиваясь как раз в тот момент, когда Квинт собирается подавать.

– Эй, Квинт!

Он замирает и смотрит на меня. Я подхожу ближе, чтобы не кричать на весь пляж, и его огромная бровь взлетает вверх, словно одно мое присутствие вызывает подозрения.

– Знаешь, Джуд неплохо играет в волейбол. Если вам еще нужен игрок.

Может, я и привираю. А может, и нет. Мы в разных группах по физкультуре с шестого класса, так что, честно говоря, я понятия не имею, насколько Джуд хорош в волейболе.

Квинт смотрит мимо меня, ища глазами моего брата.

– Да, круто. Эй, Джуд! Будешь играть?

Я ухожу, стараясь выглядеть непринужденно, чтобы Джуд не догадался об инициаторе приглашения. И моя уловка срабатывает. Через пару секунд Джуд уже бежит к площадке. Он кивает мне, возможно, осознавая, что мы впервые видимся с тех пор, как приехали сюда.

– Все в порядке, сестренка? – спрашивает он, пробегая мимо. Мне ли не знать, что кроется в этом вопросе. Его истинный смысл. Я вообще не хотела идти на эту вечеринку. Джуд буквально потащил нас с Ари за собой.

Но я думаю о волне, которая обрушилась на Джексона, и о панике Майи, когда она искала свою пропавшую сережку, и о ребятах, что остановились послушать гитару Ари, и вдруг ловлю себя на том, что улыбаюсь. Искренне. На моих губах играет нелепая, восторженная, абсолютно беззаботная улыбка.

– Честно? Я отлично провожу время. – Я киваю в сторону волейбольной площадки. – Будешь играть?

– Ага, попробую. Постараюсь не облажаться.

– У тебя все получится. – Я ободряюще хлопаю его по плечу, и мы расходимся.

Песок облачками взметается из-под ног, я спешу к Ари, окрыленная сознанием того, что вся сила мироздания – на кончиках моих пальцев.

На следующее утро я просыпаюсь рано, и запах древесного дыма, пропитавший волосы, убеждает меня в том, что вечеринка у костра была наяву. Что мне это не приснилось. Голос разума по-прежнему настаивает на том, что вся эта кармическая справедливость – не более чем принятие желаемого за действительное, но я упорно стараюсь его заткнуть.

Я лежу в постели и перебираю в памяти эпизоды, когда меня бесила несправедливость жизни. Когда нерадивым ученикам удавалось заслужить похвалу учителей. Когда задиры и хулиганы выходили сухими из воды. Когда придурки поднимались на вершину социальной лестницы.

Нет уж, хватит. Такого больше не случится. По крайней мере, в Фортуна-Бич.

Теперь в городе новый судья.

У меня кружится голова, но я встаю с кровати и занимаюсь обычной рутиной: заправляю постель, чищу зубы, одеваюсь. День сулит столько возможностей! Да что там день – моя жизнь полна возможностей.

Я смотрю на часы: без пяти семь утра. Первый полноценный день летних каникул. Я одета и во всеоружии – помада и все такое, – но остальные члены семьи еще спят. Наверное, мне следовало бы чувствовать себя измотанной, поскольку мы с Джудом вернулись домой только после полуночи, но нет – сна ни в одном глазу.

Я присаживаюсь на край кровати и барабаню пальцами по коленкам. Мне нравится это время суток, когда в доме бодрствую только я. Безмятежность и одиночество ощущаются как редкий дар, который нужно ценить. Когда это возможно в течение учебного года, я стараюсь встать пораньше, чтобы успеть кое-что сделать, пока не пристают родители или сестры, но сейчас я словно в подвешенном состоянии.

Никаких домашних заданий. Никаких проектов. Делать совершенно нечего.

Я оглядываю книжную полку, раздумывая, не почитать ли что-нибудь, но знаю, что не смогу сосредоточиться.

Взгляд падает на стопку папок и тетрадей, которые я вытащила из рюкзака ночью. Все они аккуратно сложены на углу письменного стола.

Папка Квинта лежит на самом верху, и несчастный тюлень смотрит на меня с обложки.

Я беру папку в руки. Ненавистный стикер с оценками приветствует меня, и я морщусь. Мне не хочется открывать папку. Я бы с удовольствием порвала этот отчет на мелкие кусочки и выбросила в окно, но мусорить не позволяет совесть. Я сталкиваюсь с чем-то почти похожим на страх, когда забираюсь с папкой на кровать и устраиваюсь на подушках.

Но страх перед чем? Что я могла ошибаться все это время? Что Квинт, как бы дико это ни звучало, действительно сделал хорошую работу? Что идеи на этих страницах изложены грамотно, подкреплены тщательными исследованиями и, кроме того, гениальны? Что, возможно, я оказалась слабым звеном в нашей команде?

Я снова перечитываю слова мистера Чавеса, но на этот раз сосредоточиваюсь на его критике в адрес Квинта. Неряшливое исполнение. Сумбурный текст. Вот оно что. Я понимаю, что передо мной отнюдь не литературный шедевр. Я знаю, что есть недостатки.

И все же его оценка выше моей, выше нашей общей .

Собравшись с духом, я открываю папку.

Просматривая отчет Квинта, я удивлена, даже слегка впечатлена. Как известно, первое впечатление очень важно, но первое впечатление от его работы превосходит все мои ожидания. Вместо типичной для курсовых разметки с двойным межстрочным интервалом и шрифтом Times New Roman, Квинт представляет отчет как статью в журнале – в две колонки, cо вставками изображений дикой природы и морской среды обитания. Каждый раздел выделен жирным аквамариновым заголовком, а подписи под фотографиями аккуратные и стилизованные. Он даже включил бледно-бежевый нижний колонтитул на каждой странице: Сохранение природы Фортуна-Бич через экотуризм / Пруденс Барнетт и Квинт Эриксон .