Марисса Мейер - Кто на свете всех прекрасней?

– Перестань, – возмутилась она, спустившись с лестницы. Левана обогнула резную колонну и продолжила спускаться на первый этаж. Ее рука лежала на животе, словно она действительно была беременна. – Ты просто завидуешь, потому что никогда не была оригинальной в своих…

И вдруг она остановилась.

На нижней площадке стояли два стражника. И одним из них был Эврет Хейл.

Дрожь охватила Левану, поднялась от живота к груди и снова опустилась до пальцев рук в перчатках.

Несмотря на свою выдержку, Эврету не удалось остаться безучастным. Он смотрел на Левану – Солстис – во все глаза, отчаянно пытаясь сохранить невозмутимость.

– Солстис? – тихо произнес он, нахмурившись. Он окинул взглядом прекрасное синее платье, плотно обтягивающее живот, изящно расшитые перчатки, которые он наверняка видел в мастерской жены накануне вечером. – Тебе нужно отдыхать. Что ты здесь делаешь?

Левана сглотнула. Все, чего ей хотелось в тот момент, – быть возлюбленной Эврета.

– Ой, – воскликнула Чэннери. – Пожалуй, стоило предупредить тебя, что он здесь. Совсем вылетело из головы. – Она подошла к Леване и положила ей руку на плечо. – Не волнуйся, глупец, – продолжила она, обратившись к Эврету. – Просто моя сестренка решила притвориться твоей женой. – Чэннери понизила голос и заговорщически прошептала: – По секрету – мне кажется, она немного влюблена в тебя. Разве это не очаровательно?

Левана почувствовала подступающие рыдания и поняла, что не сдержит их, если останется здесь хотя бы на секунду дольше. Она попыталась понять, что было хуже всего в тот момент – что Эврет увидел ее в облике своей жены или то, что он услышал от Чэннери.

Это было унизительно. Левана решила, что лучше погибнуть от шестнадцати ударов ножом в грудь, чем пережить этот мучительный момент. Оттолкнув Чэннери, она закрыла руками лицо – свое прекрасное, безупречное, любимое лицо – и бросилась прочь. Она бежала так быстро, как могла, не обращая внимания на стражу, которая с трудом поспевала за ней. Игнорируя служанок, которые отпрыгивали к стенам, чтобы не попасть ей под ноги.

Левана начала стягивать перчатки в ту же секунду, как оказалась в своих покоях. Одна из цепочек порвалась. Край другой перчатки затрещал. Она расстегнула золотое колье и едва не задушила себя в попытке сорвать его.

Платье было следующим, и Леване было все равно, порвет она его или нет. Ей хотелось уничтожить его. Вскоре ком из платья и перчаток был заброшен в угол гардероба. Левана знала, что никогда их больше не наденет.

Какая же она глупая! Глупая, глупая девчонка!

Глупая – потому что осмелилась думать, будто ею можно восхищаться. Потому что осмелилась думать, будто она может быть красивой, обожаемой, той, на кого обращают внимание. Потому что осмелилась думать, будто она может быть кем-то .

Левана посетила церемонию коронации, одевшись с головы до ног в белое, в облике принцессы с волосами цвета воска и бледной кожей – почти невидимки. Поблекшие чары скрывали следы слез.

Она сидела в первом ряду и восхваляла свою сестру, когда остальные собравшиеся здесь жители Луны восхваляли ее, опускалась на колени, когда остальные опускались, и склоняла голову вслед за остальными. Левана не смотрела на Чэннери, даже когда на голову сестры возложили корону, когда она взяла скипетр, когда за ее плечами появилась большая белая мантия. Левана не смотрела, как Чэннери выпила кровь подданных из золотого кубка, как порезала свой палец, чтобы ее кровь стекла в изящную мраморную чашу. Не смотрела, как сестра произносит клятвы, которым не собиралась следовать.

Левана не смотрела на Эврета, хотя он был на службе и всю церемонию находился совсем рядом.

Левана превратилась в статую. Девочку из реголита и пыли.

Она ненавидела свою сестру, ставшую теперь королевой. Чэннери не заслужила трона. Она упустит возможность стать хорошей правительницей. Возможность укрепить экономический потенциал Луны. Продолжить исследования и развитие технологий, начатое их предками. Упустит возможность сделать Артемизию прекраснейшим городом, с которым связаны мечты любого обитателя галактики.

Ее сестра не заслужила этот скипетр. Эту мантию. Эту корону.

Она ничего не заслужила.

Тем не менее все это у нее было. У нее, Солстис Хейл и всех семей королевского двора будет все, чего они пожелают.

Лишь Левана – слишком юная и безобразная, чтобы что-то значить, – продолжит жить в тени своей сестры, пока не увянет навсегда, и все забудут, что вообще когда-то жила.

Через две недели ей исполнилось шестнадцать лет. Страна праздновала, но после целой недели торжеств, посвященных коронации, день рождения Леваны стал всего лишь еще одним днем в череде придворных развлечений. Был приглашен фокусник, он забавлял аристократов магическими трюками, и завсегдатаи балов с радостью увлеклись его иллюзиями.

Левана посетила свой праздник в облике бледной, почти невидимой девочки. Она сидела во главе стола рядом со своей прекрасной сестрой и делала вид, что не замечает, как иллюзионист превратил скатерть во льва, а носовой платок некой леди – в кролика. Толпа ахала и делала шуточные ставки, пока лев гонялся за кроликом под столами, среди ног. Затем кролик вспрыгнул на колени королеве, которая со смехом погладила его длинные висящие уши, и исчез. Платок, который иллюзионист держал в руке, снова стал всего лишь платком. Лев поклонился королеве, прежде чем исчезнуть в свою очередь. И на столе вновь появилась скатерть.

Гости были в восторге. Всем было плевать, что иллюзии посвящены королеве, а не девочке, чей день рождения праздновали.

После долгих поклонов иллюзионист взял длинную свечу с одного из столов и задул ее. Толпа притихла. Левана почувствовала, что она единственная не подалась вперед в порыве любопытства.

Черный дым клубился по воле волшебника и наконец превратился в пару любовников. Два обнаженных тела извивались в объятиях друг друга.

Развратное представление вызвало неистовый смех гостей и игривые улыбки королевы. Было легко догадаться, кто в ту ночь согреет ее постель.

Левана почувствовала, как жар приливает к лицу, хотя чары скрывали ее смущение. В этом развлечении не было ничего шокирующего, но пока иллюзия действовала, она ощущала присутствие Эврета в зале, ее тянуло к нему.

Он видел ту же фривольную сцену, слышал тот же грязный смех, возможно, думал о своей жене, и это заставило Левану почувствовать себя такой же жалкой и ничтожной, как крошки от ее праздничного торта.

Она не разговаривала с Эвретом после того, как он увидел ее в облике Солстис, и в этом не было ничего необычного – на похоронах ее родителей они сказали друг другу больше, чем за все время, которое она его знала. Но Левана не могла отделаться от мысли, что Эврет ее избегает. Возможно, так же упорно, как она избегала его.