Джек Лондон - Джерри-островитянин. Майкл, брат Джерри (сборник)

Смутной, неясной интуицией он осознал свою слабость среди этого безжалостного, грозного моря, несущего неведомую, но жутко предугадываемую опасность – смерть. Смерти – своей смерти – он не понимал.

Однако смерть была совсем близка, ее близость ощущалась каждой клеткой, каждым нервом, и это ощущение вещало о последней жизненной катастрофе; о ней он ничего не знал, по чувствовал, что здесь таится конечное и наибольшее несчастье. Но понимая, он предчувствовал это так же остро, как предчувствуют люди, которые знают и обобщают значительно глубже и шире, чем четвероногие псы.

Как человек борется в тисках кошмара, так боролся и Джерри в гневном, удушающем соленом море. И он визжал и плакал – покинутый ребенок, покинутый щенок, всего полгода обитавший в волшебном мире радости и страдания. И ему нужен, необходим был шкипер. Ибо шкипер – бог!

Когда ветер утих и полил тропический дождь, Ван Хорн и Боркман столкнулись в темноте на борту «Эренджи», выпрямившегося после спуска грота.

– Двойной шквал, – сказал Ван Хорн, – ударил нас с правого и левого борта.

– Должно быть, расщепился надвое перед тем, как в нас ударить, – согласился помощник.

– А дождь приберег на вторую половину…

Ван Хорн не кончил фразы и выругался.

– Эй, парень! Что там у тебя случилось? – крикнул он рулевому.

Кеч, со слабонатянутой контр-бизанью, попал в полосу ветра, задний парус обвис, а передние наполнились с другого галса. «Эренджи» стал двигаться назад, приблизительно в том направлении, откуда пришел. Иными словами, он плыл туда, где Джерри барахтался в море. Так весы, на которых колебалась жизнь Джерри, склонялись в его пользу благодаря ошибке чернокожего рулевого.

Переведя «Эренджи» на новый галс, Ван Хорн велел Боркману убрать канаты, разбросанные по палубе, а сам, присев на корточки, стал сплетать под дождем снасть, которую во время шквала вынужден был разрезать. Дождь затихал и не так громко барабанил по палубе, когда шкипер обратил внимание на какой-то звук, шедший с моря. Он оторвался от работы, прислушался и, узнав жалобный визг Джерри, вскочил.

– Щенок за бортом! – крикнул он Боркману. – Вынести кливер на ветре!

Он бросился на корму, расталкивая кучку чернокожих.

– Эй вы, ребята! Убрать контр-бизань!

Он взглянул в нактоуз [17] Нактоуз – ящик со стеклянной крышей, где помещается корабельный компас на палубе корабля. и наспех определил по компасу направление, откуда доносился визг Джерри.

– Навались на штурвал! – крикнул он рулевому, затем подскочил к рулю и сам стал поворачивать колесо, все время повторяя вслух: – Норд-ост.

Вернувшись к нактоузу, он тщетно прислушивался, не раздастся ли снова визг Джерри, надеясь проверить, правильно ли он определил направление. Но ждал он недолго. Хотя благодаря его маневру «Эренджи» лег в дрейф, шкипер хорошо знал, что ветер и морское течение быстро отнесут его в сторону от барахтавшегося щенка. Приказав Боркману идти на корму и спустить вельбот, он бросился вниз за электрическим факелом и лодочным компасом.

Кеч был так мал, что приходилось тащить его единственный вельбот на буксире за кормой на длинном двойном фалине, и к тому времени, когда его подтянули к корме, Ван Хорн уже вернулся. Колючая проволока его не остановила; он перекинул через нее одного за другим матросов, упавших плашмя в лодку, и сам последовал за ними. Последние инструкции он выкрикнул, когда отпускали фалинь.

– Боркман, зажги якорный огонь! И лежать в дрейфе! Грот не ставить! Вычистить палубу! – Он взял рулевое весло и, подбодряя гребцов, крикнул: – Греби, греби, ребята!

Управляя рулем, он освещал факелом компас, чтоб держаться курса ост-норд-ост. Затем он вспомнил, что лодочный компас на два деления уклоняется от компаса «Эренджи», и соответствующим образом изменил курс.

Время от времени он приказывал гребцам поднять весла, прислушивался и звал Джерри. Иногда он заставлял их грести по кругу, возвращаться назад, плыть по ветру и против ветра, чтобы осмотреть все пространство, где, по его мнению, мог находиться щенок.

– Ты, парень, слушай ушами, – сказал он первому греб цу. – Если кто из вас услышит собачьего детеныша, я дам тому пять раз по шесть футов коленкору и два раза по десять пачек табаку.

Через полчаса он уже предлагал «двенадцать раз по десять футов коленкору и десять раз по десять пачек табаку» тому, кто первый услышит «собачьего детеныша».

Джерри пришлось плохо. Плавать он не привык, соленая вода, хлеставшая в открытый рот, душила его, и он уже начал выбиваться из сил, когда случайно заметил вспышку факела капитана. Этот свет, однако, не был связан у него с представлением о шкипере, и он обратил на него столько же внимания, сколько и на первые звезды, загоревшиеся на небе. Ему даже не пришло в голову подумать, звезда это или нет. Он продолжал визжать, захлебываясь в соленой воде. Но едва донесся голос шкипера, Джерри сразу обезумел. Он пытался подняться на задние лапы и опереться передними на голос шкипера, шедший из темноты, как оперся бы на его колено, будь тот рядом. Результаты оказались плачевными. Равновесие было нарушено: Джерри пошел ко дну, захлебнулся и едва выбился на поверхность.

Некоторое время вода, наполнившая легкие, мешала ему отвечать на все еще доносившийся крик шкипера. Наконец, он смог ответить и разразился радостным лаем. Шкипер пришел: он возьмет его из этого едкого, колючего моря, которое слепит ему глаза и мешает дышать. Шкипер действительно был богом – его богом, наделенным божественной властью спасать.

Вскоре он услыхал ритмический стук весел в уключинах, и его лай зазвучал так же радостно, как голос шкипера, который все время подбодрял его и подгонял гребцов.

– Все в порядке, Джерри, старина. Все в порядке… – Греби, греби, ребята! – Едем, Джерри, едем! Держись, старина! Крепись. – Греби, греби, черти. – Вот и мы, Джерри. Держись, мы тебя вытащим. – Легче… легче… Греби!

И внезапно Джерри увидел, как из мрака выступили смутные очертания вельбота; свет факела ударил в глаза и ослепил его, и, радостно лая, Джерри почувствовал и узнал руку шкипера, схватившую его за загривок и поднявшую на воздух.

Весь промокший, он прижался к сырой от дождя груди шкипера, бешено колотя хвостом по удерживающей руке и неистово облизывая подбородок, щеки, губы и нос шкипера. А шкипер не замечал, что сам он промок и трясется в приступе перемежающейся лихорадки, вызванной сыростью и недавней тревогой. Он знал только, что щенок, данный ему в то утро, вернулся целым и невредимым.

Когда команда склонилась к веслам, он зажал рулевое весло между рукой и боком, чтобы другой рукой поддерживать Джерри.