Луис Ривера - Легионер

Конечно, рабство есть рабство, как бы к тебе ни относились. Принадлежать кому-то наравне с упряжью и мотыгой – что может быть более унизительным? Однако такова жизнь. Если ты не смог доблестно сражаться и победить или умереть на поле боя, ты станешь рабом более сильного и храброго. Разве это не справедливо?

Но не объяснять же все это фракийцу. Вряд ли он будет слушать… Скорее всего, просто свернет мне шею и спокойно ляжет спать.

Тогда я поступил так, как впоследствии всегда и поступал, как и полагается поступать римлянину: прямо и открыто, без обиняков я рассказал варвару о своем отце и о своем обещании отомстить. Рассказ получился короткий и не слишком гладкий. Говорил я сбивчиво, горячо, поэтому не очень красиво и убедительно.

Закончив, я понял, что цели своей не достиг. Фракиец равнодушно молчал, перебирая своими ручищами мелкие камешки.

– Почему ты молчишь? – спросил я.

– А что я должен сказать? Рабом я стал, когда мне было столько же лет, сколько тебе сейчас. Через несколько лет сбежал. Меня поймали, высекли и продали в гладиаторы. Я сбежал и из гладиаторской школы. Меня снова поймали и едва не распяли. В последнюю минуту хозяин приказал остановить казнь. Я опять оказался на арене… Через год я снова сбежал и примкнул к шайке таких же беглых рабов. Когда нас схватили, я угодил в каменоломни. Но мне удалось сбежать и оттуда. Теперь я здесь и, скорее всего, опять отправлюсь на рудники. Следующий побег наверняка приведет меня к кресту. И все это благодаря вам, римлянам. Как думаешь, я очень огорчен тем, что одного римлянина убил другой? Мне плевать и на тебя, и на твоего отца, и на того, кто его прикончил.

– Если ты поможешь мне бежать, еще один римлянин отправится к праотцам. Возьми меня с собой, и римский всадник умрет. Может быть, не сейчас, но обязательно умрет.

Мне было противно вступать в сговор с этим рабом-варваром, ненавидящим римлян. Но данная мною клятва требовала этого. Из двух зол я выбирал меньшее. Это было слабое, но все же утешение. Да и собственная дальнейшая судьба волновала, честно говоря, ненамного меньше, чем клятва.

– Оставь эти мальчишеские сказки. Когда я был гладиатором в Капуе, мой хозяин развлекался тем, что наводил страх на всю округу. Сколько уж он свободных пахарей пустил под нож… Но мне от этого лучше не стало. Сам Рим должен рухнуть, вот тогда я принесу богам богатую жертву. А жизни нескольких тупоголовых разжиревших от безделья римлян мне ни к чему…

– Постой, – у меня похолодело в груди. – Ты сказал, что был гладиатором в Капуе?

– Ну да. Я был одним из лучших в школе Мания Вара.

Сердце у меня чуть не выпрыгнуло из груди, когда я услышал это имя.

– У него был сын Оппий?

– Ну да. Он-то и веселился, сжигая лачуги всякой бедноты. Ох, мы с ним покуролесили… Вот ему бы я с огромным удовольствием выпустил кишки. Любил, знаешь ли, сразиться с нашим братом. Только нам давал деревянный меч, а сам был вооружен настоящим. Наверное, с десяток наших на тот свет отправил. Чуть отца не разорил. Так тот…

Я без сил привалился к шершавым камням, не слушая больше, что говорит фракиец.

Это насмешка богов: столкнуться в эргастуле лицом к лицу с тем, кто, возможно, нанес отцу смертельный удар, и знать, что теперь твоя жизнь зависит от него.

– А ты не помнишь, – перебил я его, – не был ли ты, когда убили семью одного ветерана? Гней Валерий его звали… У него не было пальцев на руке. С ним была его жена и маленький сын.

– Откуда мне помнить? – хмыкнул фракиец. – Знаешь, сколько было таких семей! Имен-то мы не спрашивали. Кого он и его дружки укажут, того и резали. Хотя чаще они сами этим занимались. Любили мечами помахать. А что? Думаешь, это я твоего папашу?

– Не знаю, – я старался говорить спокойно, хотя внутри все клокотало от ярости. – Не знаю… Может быть… Но даже если и так… Ты был всего лишь рабом и делал то, что приказал тебе хозяин. Можно ли винить меч в том, что он убил человека? Виновата рука, которая его направляет. Я так думаю.

– Ну, ну… А то я подумал, что сейчас бросишься на меня, – он хохотнул.

Честно говоря, будь у меня хоть один шанс, я, наверное, так и сделал бы. Но в тесноте каменной ямы он прикончил бы меня мгновенно. Да и слишком многое теперь зависело от этого гнусного фракийца. И моя свобода, и знание того, где сейчас искать моего врага.

– Нет, сводить с тобой счеты я не буду. Я даже не знаю, был ли ты там… Но теперь… Когда ты знаешь, кто первый умрет от моей руки… Может быть, возьмешь меня с собой, если надумаешь бежать?

– Ты хочешь убить Вара?

– Младшего.

– Понятно… Но это ничего не меняет. Мне не нужна обуза. А ты – именно обуза.

– Я крепок и владею мечом.

– Крепок? Да я смогу плевком перебить тебе хребет!

На этот раз фракиец расхохотался в полный голос. Я терпеливо ждал, когда он закончит веселиться.

– Я не так силен, как ты. Но ловок и быстр. Тебе это может пригодиться, – сказал я, когда гигант наконец отсмеялся. – Кроме того, я гражданин. В случае чего, смогу свидетельствовать, что ты… Что я твой хозяин. Это позволит тебе уйти дальше от этих мест. Может, сможешь добраться до Фракии… Или еще куда-нибудь.

– Справлюсь сам.

Я решил выложить последний аргумент.

– Я знаю, где можно раздобыть много денег.

– Насколько много?

– Достаточно много, чтобы ты смог добраться до земель, где нет наместников Рима.

– Предлагаешь ограбить кого-нибудь?

– Не совсем, хотя думаю, что для тебя грабеж – дело обычное. Эти деньги принадлежат мне. Но их присвоил один человек… Я хорошо знаю его дом, знаю, где он хранит ценности, знаю, как можно пробраться туда незамеченным.

На этот раз фракиец ответил не сразу. Он долго сопел в темноте, прикидывая видимые плюсы и минусы нашего союза. Я не мешал. Чувствовал, что сейчас лучше ослабить нажим. Судя по всему, он был не слишком сообразительный малый. Так что нужно было дать ему время. Начни я уговаривать его, он решил бы, что можно попросить с меня и больше.

Я просто закрыл глаза и попытался уснуть. Но сон не шел. Я сидел и думал о том, что у богов отличное чувство юмора. Они привели меня в лапы к работорговцам и поместили в одну яму с человеком, которого я должен был убить, но не мог этого сделать.

Уже гораздо позже я понял, что это и была та ситуация, о которой предупреждал меня учитель-грек. Я должен был убить, но и должен был вырваться на свободу, чтобы отомстить другим людям. Два «должен», между которыми необходимо было сделать выбор. Надо сказать, что колебался я недолго. Да что там, если честно, то и вовсе не колебался. Одно дело – философствовать о проблеме выбора, сидя на террасе с кувшином охлажденного вина, и совсем другое – делать выбор в вонючей яме, зная, что не сегодня, так завтра тебя продадут в рабство. Во втором случае выбираешь как-то быстрее и легче. Я даже не испытывал мук совести. Об одном не хотелось думать тогда – если в самом начале пути встаешь перед таким выбором, то что же будет дальше, когда ставки возрастут?