Дорин Тови - Кошачьи хлопоты (сборник)

– Один из них. Один из мальчиков, по-моему, – сказала миссис С. – А шум поднимает Орландо. Мы его заперли после завтрака, и ему это не нравится.

«Шум» – это было мягко сказано. Судя по воплям, Орландо живьем пилили пополам. Он хотел Выйти На Волю. Он обещал встретиться с Кошкой. Они хотят, чтобы он тут все разнес вдребезги? – ревел голос, в котором, несомненно, было что-то от Соломона. Сейчас он и начнет, предостерег голос после паузы, необходимой, чтобы перевести дух.

Мы вошли в комнату. Те, кто не знаком с сиамами, конечно, ожидали бы увидеть ревущего саблезубого тигра, не меньше, и кучку перепуганных котят, жмущихся к робкой, нервной кошечке – если они еще раньше не забились где-нибудь под кровать. Но мы нисколько не удивились, узрев троицу котят с темными мордочками – котята беззаботно прыгали по стульям, кошечка силпойнт вылизывала заднюю ногу на каминном коврике, и никто из них не обращал ни малейшего внимания на могучего черноплечего кота, который, крепко зажмурившись, чтобы способнее было вопить, восседал посреди комнаты и орал для собственного удовольствия.

Комната вполне гармонировала с холлом. Огромная, с великолепным ковром, концертным роялем в углу и разбросанными повсюду кушетками, словно в каком-нибудь первоклассном отеле. И сиамов тут хватало для любого сверхфешенебельного отеля, Орландо, его супруга, трое котят и… на мгновение мне показалось, будто я брежу… и еще один крупный силпойнт, а также и блюпойнт. Увидев, что я смотрю на них, миссис С. объяснила: блюпойнт была кошкой, от которой они прежде получали котят, а теперь она наслаждалась заслуженным отдыхом. Силпойнт Уильям был одним из взрослых сыновей Орландо. Разумеется, он охолощен, сказала миссис С., не то он бы не ладил с отцом. Из-за постоянных отлучек Орландо так приятно, что в доме есть еще мальчик.

Но меня поразило не их количество. Просто на меня среди этой неслыханной роскоши смотрел не один кот, удивительно похожий на Соломона, но – мне все еще не верилось! – но целых три. Орландо и его супруга, очень друг на друга похожие. И высокомерно поглядывающий на нас с рояля Уильям, их сын. Словно я видела Соломона в трех зеркалах трюмо. Те же глаза, та же костная структура, тот же бархатистый темный окрас. И мы не удивились, когда, сравнивая родословные Соломона и Орландо, обнаружили в них обоих Рикки, отца Соломона. Но, конечно, Орландо Рикки приходился прапрадедом.

Теперь вопрос заключался лишь в том, которого из двух котят-мальчиков мы возьмем. Того, что, кончив играть, размышлял на кресле, подобрав под себя лапки, или длинноногого с торчащим задом, который все еще трусил кругами по полу? И тут он подошел к папаше, ткнул его лапкой и вызывающе прижал ушки. Вот этого, сказали мы хором.

И тут же увезли его с собой. Видимо, что-то подсказало нам, что мы найдем искомое, и, впервые отправляясь на поиски, мы захватили с собой корзину.

И еще мы захватили ящик с землей, так как намеревались поехать отсюда к брату Чарльза, захватив с собой котенка, если мы его купим. И (только с нами могло случиться такое, подумала я) я сжимала в руке пакет с индюшачьими ножками.

Его мне вручил муж миссис С., чтобы было чем поддерживать силы котенка, пока не откроются магазины, сказал он. Нет, они не покупали их специально для кошек, а просто один их друг был управляющим загородным клубом, где в меню всегда присутствовали индейки, и они получали все остатки для кошек… Котята растут буквально только на индюшатине и курятине, сказал он.

И вот мы катим с ящиком, пакетом ножек, а у меня на коленях в корзине Шебы благим матом надрывается Новый Мальчик. Когда мы сравнили его с фотографией Соломона котенком, он выглядел прямо-таки его копией. Большие уши, огромные лапы, точно такой же широкий лоб, а под ним черная масочка. А теперь он и вопил, как Соломон. Похитили! Клаустрофобия! Выпустите его! Словно в корзине надрывался Соломон по дороге в Холсток. Да и корзина, в которой столько раз спокойно сидела Шеба и добродушно беседовала с нами, увозимая в тот же Холсток, теперь словно превратилась в мину, вот-вот готовую взорваться у меня на коленях.

– Ну он хоть лап не высовывает! – сказала я, чтобы немножко разрядить атмосферу. (А разрядить ее было необходимо: Чарльз, угрюмо стискивая баранку, при каждом вопле вздрагивал, словно от удара парового молота.) И все-таки мне не следовало предаваться беспочвенному оптимизму. В следующий же момент из дырки стремительно высунулась лапа в черном носочке и вцепилась в рукав Чарльза, словно крюк багра.

Ну, во всяком случае, в дом брата Чарльза котенок попал живым – первый шаг оказался удачным. Затем мы выпустили его из корзины в гостиной, и у меня появились другие причины для тревоги. Хотя для своего возраста он был крупным, но, усевшись там, выглядел таким маленьким и одиноким. С тех пор как у нас жили котята, прошло много лет, а его надо было оберегать от стольких опасностей! Гадюки… лисицы… пустые водостоки… холмы, где можно заблудиться… А он рос среди такой роскоши… бассейн с золотыми рыбками в доме… питаясь индюшатиной! Сколько у нас шансов вырастить его?

Но его никакие тревоги не мучили, это было ясно. Он посидел у всех на коленях, испробовал коготки на ножках стульев и кресел, важно справил свои делишки за кушеткой, когда мы показали ему, куда поставили его ящик. Сиди прямо, лапки сложи и Покажи Этим Людям, так, видимо, наставляла его мамочка. И совсем один, такой маленький среди чужих, он присел в ящике, как мог прямее, и проделал все, что требовалось, с достоинством монарха.

Чего никак нельзя было сказать о его манере есть – исключая, разумеется, Генриха Восьмого. Даже Соломон в расцвете сил не пожирал все с такой быстротой. Или мы просто забыли? Ну, как бы то ни было, индюшатину он смел, как бульдозер, выпил несколько блюдечек молока… Иногда он поглядывал на восхищенных зрителей и с набитым ртом блаженно говорил «вааа!». А затем, немножко посидев и понежившись, устроился поспать. Поскольку мамочки рядом не оказалось, он нашел наиболее подходящую ей замену – брата Чарльза в просторном кремового цвета свитере. Такого большого сиама он еще не видывал, заявил Сили, свертываясь белой улиточкой у него на груди.

Сили – так его называла я. Официально он звался Соломон Секундус, но я не могла произнести «Соломон», не вспомнив… Ну и временно я назвала его Сили, ведь он же был силпойнтом.

– Какой молодчага, – сказал Чарльз, когда поздно вечером мы ехали домой. – Держаться так храбро среди незнакомых… Одним словом, молодец!

Молодчагой он оставался, даже когда время от времени просыпался и начинал орать.

– Он же еще малыш, а кругом такая темь, – добродушно сказал Чарльз. – Да и мне только бы добраться до постели!