Юля Пилипенко - Рыжик

– Настоящая рыжеволосая девочка. Я тебя очень ждал. – При этом он осторожно обнял меня и поцеловал, как будто мы с ним были знакомы уже несколько лет. – Прости за квартиру. Меня привезли сюда из отеля с температурой сорок, когда я заболел корью. Мне нужно было место, где за мной смогут ухаживать. Сегодня я отсюда переезжаю.

– Отличная квартира, особенно ковер… – Я не смогла скрыть улыбку.

– Да… ковер говорит об утонченном вкусе ее украинских владельцев и отображает всю насыщенность их жизни здесь. – Он смеялся. – Ты голодная?

– Да вроде бы нет. – Я немного смущалась.

– Я обещал тебе гулять, да? Я очень давно не был на улице и… я в принципе редко хожу пешком. – Он еле сдерживал смех. – Но мы сейчас пойдем гулять по этому прекрасному городу, если ты не против.

– Ты, правда, будешь гулять со мной пешком? А тебе врачи уже разрешают?

– Я все время на связи со своим московским профессором. Я вчера предупредил его, что ко мне в гости едет девочка со сниженным иммунитетом, которая очень любит гулять. Он сказал, что ты уже никак не пострадаешь из-за меня, а свежий воздух пойдет на пользу нам обоим. – Он обматывал шею огромным черным шарфом. – Поэтому, мой прекрасный рыжий друг, мы идем гулять. А мне пока найдут подходящее жилье.

Вдоль дороги медленно ехал водитель… Мы гуляли по городу… На него с интересом смотрели люди: кого-то привлекала его нестандартная внешность, а большинство просто его узнавали, провожали взглядом или с улыбкой здоровались. Он рассказывал мне об истории города, с которым был связан в данный момент жизни. Мне было интересно… каждое его слово. Он показывал мне старинные дома, памятники, исторические места… Он знал абсолютно все. У меня не было желания говорить вообще, и не нужно было. Это был один из тех редких случаев, когда мне хотелось внимательно слушать человека и делать все возможное, чтобы он продолжал свой рассказ. Вдруг он резко остановился и сказал:

– Знаешь… это очень странно.

– Что именно? – удивленно спросила я.

– Я хорошо себя чувствую. И… погода… необычная. Последние две недели каждый день шел дождь. И сейчас идет, но при этом светит яркое солнце. Ты же любишь солнце, Юля?

– Да. Очень.

– И солнце тебя любит. Мне кажется, что ты волшебная девочка. И я очень рад, что ты смогла ко мне приехать. Я крайне редко общаюсь с людьми не по работе. Надеюсь, ты навсегда?

Мы зашли в итальянский ресторан, в котором, по его мнению, можно было достаточно вкусно поесть в «этом городе». Он говорил с кем-то по телефону по-английски и помогал мне снять куртку. Потом извинился и отошел в сторону. Я села за первый попавшийся столик, который находился подальше от входа.

– Ты выбрала этот стул, потому что тебе все сложное кажется простым или потому что ты любишь сложности? – раздался знакомый голос моего нового друга, который садился на стул справа от меня.

– Я не знаю… я просто автоматически села на этот стул. – Меня больше не удивляли его вопросы.

– Это самое неудобное место за столом… По крайней мере, так утверждают психологи. Ты сидишь спиной ко входу, спиной к людям и не видишь, что происходит вокруг тебя. – Он внимательно рассматривал меня.

– Но ты же тоже сидишь спиной ко всем, – ответила я.

– Я просто сел справа от тебя, чтобы ты более комфортно себя чувствовала.

– Я могу пересесть…

– Зачем? Главное, чтобы тебе было удобно. Все остальное сегодня не важно.

– Ладно. – Меня не очень волновало мое место за столом.

– Откуда у тебя шрам под носом? – Он снова принялся «за свое».

– Я упала, – тихо сказала я и смутилась.

– Сколько тебе было лет? – Он вглядывался в мой маленький шрамик.

– Восемь… нет девять. Я просто шла и упала… на ровном месте. Меня привели домой, все лицо было в крови, мне все казалось красным… Бедная моя мама. Я месяц сидела дома, не могла ходить в школу, не играла в теннис. А что, шрам сильно видно? На него никто никогда не обращал внимания. Почему тебе это интересно?

– Нет… не сильно видно. – Он даже ни разу не взглянул в меню. – Мне интересно все, что связано с тобой.

– Это не единственный шрам на моем теле. У меня их много. Один из них – в виде значка «мерседес». Он огромный, но я его не убираю. Это напоминание о том, чего стоит моя жизнь, и сколько людей за нее боролись.

– Я хочу знать о тебе все. Сможешь рассказать мне, что с тобой произошло? Почему ты не жмуришься, когда смотришь на солнце? Что ты любишь? Что ненавидишь?

– Не знаю… я попробую… я никогда не рассказывала эту историю от начала до конца… не знаю, с чего начать… Я ненавижу белые потолки и вой сирены. Когда я хожу в тренажерный зал… я не могу делать упражнения, лежа на спине… потому что практически во всех спортзалах белые навесные потолки… и лампы Каждый раз, когда я ложусь на скамейку и вижу этот потолок, мне хочется позвать на помощь… как тогда… Белые потолки ассоциируются у меня со смертью… Я помню частный самолет и человека, который забрал у меня сочное зеленое яблоко… и зловещий звук… хруст ярко-зеленого яблока – этот человек жадно поедал его на моих глазах, а я ничего не могла с этим поделать… я не могла вернуть себе свое яблоко, а мне так хотелось Я помню, как разревелась, когда впервые увидела… Солнце Все пассажиры этого рейса хотели ко мне прикоснуться и желали мне удачи помню горячий воздух Иерусалима… Париж сводил меня с ума Моя последняя ночь… я вспоминала запах лондонского дождя и искала кусочек бумаги… помню, как он обнимал меня в последний раз в аэропорту… мои последние слова «I have your word» [7] Вы дали мне слово (Англ.). … каждый день я бегаю по шесть-семь километров… я вижу цвета жизни по-другому… и живу каждый день, как последний… я помню детское фруктовое молоко… я не могу забыть, как мой брат вел меня за руку по песчаному пляжу, но я подвела его и похоронила желтого пластикового человечка… я не забуду, как я кричала от боли… как каждый час меня будили, включали свет и заставляли писать по-английски имя, фамилию и место жительства… я помню, как умоляла их дать мне поспать и не знала, что предпринять… мой первый шаг в восемнадцать лет… помню день, когда у меня в третий раз отобрали мою собственную жизнь… мы с папой гуляли по трассе, и я боялась отпустить его руку, боялась, что держу его руку в последний раз… мое первое страшное одиночество… нельзя было ни с кем говорить… не было мобильного, Интернета… никто не знал, что со мной и где я… была только комната, пустой шкаф и кровать… и снова белый потолок… я помню дикий ужас, когда я снова увидела себя в зеркало… он подарил мне собаку… помню, как от малейшего прикосновения на моем теле на глазах расплывались синяки и кровоподтеки… я молила Бога о том, чтобы он подарил мне хотя бы еще один день… помню, о чем я думала, когда умирала в первый раз… я получала неимоверное удовольствие от того, что могу безболезненно надеть на себя джинсы… мне все время снились белые халаты и вода… через неделю мне больше не требовался морфий… я помню, с какой силой ударила по теннисному мячу… ее парень отрезал кусок Пармской ветчины и начал кормить меня с вилки, а я была просто тряпичной куклой… на меня не действовало снотворное… я не слушаю радио, потому что от меня не зависит песня, которая прозвучит следующей… я знаю, что случайности не случайны… – Я бессвязно рассказывала ему историю своей жизни, показывала ему мир своими глазами… и он ни разу меня не перебил… он просто слушал, внимательно следил за каждым моим жестом, движением моих губ, глаз… а потом сказал: