Светлана Талан - Расколотое небо

– Что именно? – уточнила женщина и села на скамейку.

– Людей лечить. Я бы тоже так хотела.

– Не нужно, – коротко сказала Улянида.

Вообще-то она была крайне молчалива и неразговорчива, не все в селе и слышали ее грубоватый низкий голос. К ней шли за помощью, ее и проклинали как ведьму, побаивались и сторонились. Только Варя могла ее разговорить. Девушка не боялась Уляниды, не охаивала, как другие. Варю интересовало все: и бесчисленные пучки трав, которые висели повсюду, и мешочки с разными семенами, и сумочки с высушенными лягушками и змеиной кожей. Все в хате Уляниды было наполнено незнакомыми запахами и таинственностью.

– Почему не нужно? – спросила Варя, сев напротив женщины.

– Хочешь узнать, что такое неблагодарность? Тогда сделай людям что-то хорошее.

– Зачем ты так? Если ты к людям с открытым сердцем, с душой, то и они к тебе так же.

– Молодая ты еще, зеленая. Проживешь с мое – не так запоешь.

– А ты можешь мне карты раскинуть? – решилась спросить Варя, ведь как знать, когда еще выпадет случай пообщаться с Улянидой.

– Зачем?

– Хочу знать, что меня ожидает впереди.

– Иногда не нужно знать. Лучше не знать.

– Мне очень надо знать, поженимся ли мы с… одним парнем, – призналась Варя.

– Хорошо, – ответила Улянида.

Женщина достала из-под скатерти потертую колоду карт, разложила на столе так, потом – иначе, еще раз перетасовала колоду, опять разложила. Варя с любопытством смотрела то на карты, то на лицо Уляниды. Большой мясистый нос женщины свисал почти до верхней губы, а в маленьких, глубоко посаженных глазах ничего не разглядишь, даже настроения не уловишь. Улянида долго молча смотрела на карты, затем выпрямилась, прищурилась и начала медленно монотонно раскачиваться. Варе стало страшновато. А когда ворожка заговорила, глаза девушки расширились от ужаса.

– Будешь ты замужем, и не раз, – едва слышно сказала Улянида. Варя затаила дыхание, чтобы не пропустить ни одного слова. – Тучи, черные тучи нависли над селом. Они уже совсем низко, а в них горе и слезы, слезы и горе. И плакать по умершим нет уже сил. Сил у людей нет – столько горя вокруг… Мертвецы под ногами, а их некому хоронить – всем безразлично, все хотят жить… И пойдет брат на брата, сына отец проклянет, а сыновья отрекутся от родителей. Такое будет. Скоро. Очень скоро. Своя плоть будет самой вкусной… И родной кровью детей кормить будут. А хлеб станет и жизнью, и смертью.

– Как это? – дрожащим голосом спросила вконец перепуганная Варя. Она пыталась понять, что хочет сказать Улянида, но совсем ничего не понимала.

– И небо, – продолжила Улянида, не услышав слов девушки. – Одно на всех небо будет расколотым.

– Как это?

– И небо расколется пополам, – повторила Улянида. Она открыла глаза и пристально посмотрела Варе в глаза. – Ты хотела услышать правду? Я ее тебе сказала. Все!

Кузьма Петрович Щербак, секретарь парторганизации, придя на рабочее место, вспомнил, как утром встретил своего названого брата, местного богача Павла Серафимовича. Казалось бы, что может побратать представителей двух противоположных классов? А все началось в далеком детстве, когда они еще вместе пасли за селом коров. Павлу мать принесла обед: кусок сала, душистый хлеб, сыворотку в кувшине. Тот сел есть, а Кузьма достал одну постную вареную картофелину, начал ее чистить. Есть хотелось так, что прямо гудело в животе, и хоть был из бедной семьи, просить не стал. Вспомнил, что дома еще пятеро братьев и сестер, а кормилица – одна мать, отец умер от чахотки, и неизвестно, осталось ли в хате хоть что-то из еды или нет, а ему вот дали картофелинку, должен же кто-то пасти корову. Тогда Павел подсел к нему, разложил свою снедь, предложил: «Давай вместе». Так и сказал. Если бы угостил куском – не взял бы, отказался, а вместе можно и пообедать. И таким вкусным все показалось, даже мир посветлел. Павел не доел один кусочек сала, отдал Кузьме. «Отнесешь младшим, – сказал он, улыбнувшись. – Скажешь: гостинец от зайчика».

В тот день была страшная жара, поэтому ребята погнали коров ближе к озеру, чтобы там выкупаться. Павел бултыхнулся в воду и поплыл на противоположный берег. Кузьма решил не отставать, но то ли сил не рассчитал, то ли так отощал от постоянного недоедания, – начал тонуть. Павел вытащил его на берег, откачал воду, которой тот наглотался. Кузьма попросил никому не говорить, что случилось, потому что ребята засмеют. Павел дал слово держать язык за зубами, а Кузьма предложил стать ему братом. Чтобы все было по-настоящему, мальчишки ножичком сделали надрезы на руках и, когда потекла кровь, приложили руку к руке и поклялись в вечной дружбе. Может, они бы и дальше дружили, но через несколько лет бездетная тетка из Харькова забрала трех детей на воспитание, взяла к себе и Кузьму. Раз в несколько лет он приезжал в родное село к матери, чаще всего летом, и ребята опять были вместе. Затем жизнь набрала безумные обороты, и Кузьма все реже появлялся в Подкопаевке, а вот теперь приехал навсегда.

Недолго прожила старая Щербачиха при сыне и невестке, через неделю умерла. Казалось, что всю жизнь ждала его и, дождавшись, успокоилась, легла на скамью, сложила руки на груди и тихонько отошла. Кузьма похоронил мать как подобает и принялся прихорашивать старенькую хату. Невелико наследство досталось, да много ли им с женой Марией нужно? Деток у них нет, поэтому места на двоих хватит.

Как-то не находил времени навестить названого брата, а сегодня случайно встретил – обнялись, похристосовались, перебросились парой слов. То ли время остудило отношения, то ли почувствовал Черножуков, что они теперь на разных полюсах? Кузьма Петрович на партийной должности уже не первый год, с достоинством выдержал чистку рядов в апреле этого года, а теперь партия направила его в родное село с важной миссией. На него возложены большие надежды, которые он должен оправдать. Село не выполняет плана хлебозаготовок, хотя большинство живет не бедно. Конечно, выполнить план, который правительство подняло в полтора раза, тяжеловато, но необходимо, очень нужно для государства. В селе полтысячи хозяйств, и только десяток из них сообща возделывали землю. И что из этого? Весной так-сяк вместе провели посевную, а собирали урожай отдельно. Не оправдало надежд общее пользование землей, потому и возложили на него, принципиального, бескомпромиссного коммуниста со стажем, задачу провести коллективизацию и создать новую общественную собственность – колхоз. Если справится – а обязан, ведь партия не знает слова «может», есть слово «нужно», – хозяйство получится приличное. Плодородной земли здесь много, такой чернозем, что только держись! Если к подкопаевским угодьям присоединить еще и два хутора, Надгоровку, что немного выше села, и Николаевку, которая ниже, то получится неплохое хозяйство. Вокруг есть и пастбища для скота, и лес, хоть не так уж и много. Хорошее здесь место. А если проехать с десяток километров на восток Луганщины или на юг, то там лишь степи и рвы, неосвоенная земля, где порой на километры тянутся песчаные неплодородные почвы.