Светлана Талан - Надежда

– Ты зачем закрываешь дверь?! – иногда раздавался папин голос. Он стучал в дверь, и от его громкого, грозного голоса мы обе притихали.

– Я купаю ребенка, здесь тепло, а там – холодно, – отвечала мама.

– Мне не холодно, – говорила я. – Мне тепленько.

– Открой дверь! – гремел голос папы.

Мама приоткрывала дверь, и папа стоял у двери, наблюдая за мной. Но при нем я уже не шалила и начинала пенкой тщательно мыть руки и волосы.

– Иди приготовь ужин, я ее буду купать, – сказал однажды папа.

– Не надо, я сама, – не согласилась мама и начала намыливать мне голову шампунем.

– Я сказал – иди! – закричал папа так, что я вздрогнула, а потом замерла.

– Нет, – спокойно, но твердо произнесла мама, продолжая мыть мне голову.

Я испугалась и, чтобы папа на нее не кричал, сказала:

– Я хочу купаться с папой.

– Вот видишь, Паша хочет купаться с папой, – сказал, улыбаясь, папа и начал раздеваться.

– Нет! – Мама встала между ванной и ним.

– Тварь! – крикнул папа так, что я испугалась и заплакала. – Уходи!

– Нет! Выйди отсюда. – Мама расставила руки в стороны, словно пытаясь меня от него защитить.

А я прижала к себе пластмассового утенка и заревела. Тогда отец с размаху ударил маму по лицу, и она, вскрикнув, упала в ванну и затихла. Я помню, как папа вытащил из воды обмякшую маму и отнес ее на диван, как я, вся в пене, вылезла из ванны и пошла за ними. Я плакала и, все так же прижимая к себе утенка, стояла возле мамы до тех пор, пока не пришла незнакомая тетя в белом халате. Она кинулась к маме, приподняла ее голову, и я увидела на подушке кровь.

– Мама! – закричала я, обмирая от страха, но мама не шевелилась.

– Убери ребенка, что ты смотришь! – крикнула незнакомая тетя папе.

– Я хочу к своей маме! – выкрикивала я сквозь плач, впервые потеряв страх перед отцом, и била его кулаками.

Папа кое-как одел меня и почти силой уложил в кроватку.

– Лежи тихо, а то убью! – наклонившись ко мне, сказал он так, что я сразу перестала реветь и натянула на голову одеяло.

Под ним я долго всхлипывала. Мне хотелось нырнуть под одеяло к маме, чтобы оказаться в безопасности, но ее не было.

На следующий день папа впервые повел меня в садик. Я показала ему, где находится моя группа.

– Где моя мама? – спросила я его.

– Мама в больнице.

– Почему?

– Она заболела.

– Папа, ты ее убил? – задала я ему недетский вопрос.

– Паша, мама сама упала в ванной, когда тебя купала, – присев на корточки, объяснил он.

– Папа, мама не сама упала, ты ее убил, – упрямо повторила я, решив, что папа забыл, как все было.

– Запомни, Паша, – папа больно тряхнул меня, – мама сама упала. Поняла?

– Да, – испугавшись, ответила я.

– Вот и умница. Повтори, что ты запомнила! – потребовал папа.

– Мама упала, – сказала я, и из моих глаз закапали слезы.

– Сама упала, – диктовал мне отец.

– Сама упала, – повторила я дрожащим от страха голосом.

– Что ты деткам скажешь?

– Мама сама упала, – тихо повторила я.

– Вот и умница, – похвалил меня отец и завел в группу.

Переодевшись, я выглянула в окно и, не увидев отца, сказала няне:

– Меня папа привел.

– Мы это видели. А где же мама? – спросила она.

– Мама в больнице, – сообщила я громко, чтобы все дети услышали.

– Мама заболела? – спросила воспитательница.

– Мама сама упала, – повторила я заученную фразу и добавила: – Ее папа ударил, и мама сама упала. У нее на головке была кровь!

Мой рассказ заинтересовал детей, и я вмиг оказалась в центре внимания.

– Вот зверь! Когда-нибудь он убьет эту несчастную женщину, – сказала воспитательница няне.

– А кто ей виноват? – отозвалась та. – Пусть бросает его и бежит подальше, куда глаза глядят!

– Куда ей идти-то? – Воспитательница вздохнула. – Некуда ей податься.

Из их разговора я тогда поняла одно: папа – зверь. А потом Алена протянула мне свою домашнюю куклу, и я забыла о подслушанном разговоре. Вечером меня никто не забрал, и воспитательница отвела меня в ночную группу.

– Побудешь какое-то время здесь, – объяснила она мне. – А мама выздоровеет и заберет тебя. Хорошо?

– Хорошо, – согласилась я, поняв своим детским умом, что здесь мне будет лучше, чем дома без мамы.

Забирать меня на выходные пришел папа.

– Мама болеет? – спросила я его.

– Да. Мама еще болеет. Одевайся, пойдем домой, – сказал папа.

Говорят, что дети быстро забывают плохое, в отличие от взрослых. Наверное, так оно и есть. На этот раз папа не ругался, и вечером я уже носилась по комнатам со своими куклами, забыв на некоторое время о маме. Отец накормил меня ужином и спросил:

– Паша, ты любишь своего папу?

– Люблю! – весело ответила я.

– Иди ко мне, – ласково сказал он и посадил меня на колени.

– Папа, ты колючий, – отметила я, трогая пальчиком его щеку. Было и страшно, и в то же время приятно от такого внимания папы.

– Покажи, как ты папу любишь, – попросил он.

Я крепко обняла его за шею и прижалась к колючей щеке. Я всегда так обнимала маму, когда мы бывали с ней одни.

– А теперь скажи, доченька: «Папочка, я тебя люблю», – попросил он, прижимая меня к себе.

– Папочка, я тебя люблю. – Я опять обхватила его за шею крепко-крепко, как только могла. – Ты будешь со мной играть?

– Буду. Во что ты хочешь поиграть?

– В лошадки! – обрадовалась я предоставленному мне выбору.

Папа стал на четвереньки, и я забралась на него. Он фыркал и брыкался, стараясь меня рассмешить.

– А теперь надо искупаться и ложиться спать, – закончив игру, объявил отец.

До этого меня всегда купала мама, и теперь я вспомнила о ней, потом о том, как папа ее ударил и она упала.

– Я хочу с мамой, – захныкала я, потому что мне вдруг стало страшно.

– Паша, мама сейчас в больнице, а ты грязная и потому нехорошая девочка. Папа напустит теплой водички, искупает тебя и уложит в кроватку. Хорошо? – Он обнял меня.

– Хорошо, – согласилась я. – Я хочу быть чистой девочкой.

Отец включил воду и набросал в ванну игрушек.

– Давай я тебя раздену, – и он принялся расстегивать на мне кофточку.

– Я сама умею, – запротестовала я. – Мы в садике сами раздеваемся.

– Я тебе помогу, – сказал он, продолжая снимать с меня одежду.

Он посадил меня в ванну, где было все, как при маме, – много пены и любимые игрушки.

– Паша! – позвал он меня. – Улыбнись, папа снимет тебя на камеру.

Я повернулась и, улыбнувшись, подбросила пенку вверх.

– Вот умница! – похвалил меня отец, и я начала шалить.

– Теперь поднимайся, вот так, хорошо. Аккуратненько выходи, бери полотенце, обмотайся, – говорил мне отец, продолжая снимать.

Мне понравилась такая игра, и я все делала так, как он хотел.

– Теперь иди в спальню. Нет, нет, не в свою кроватку! Ложись на место мамы.