Эми Ньюмарк - Куриный бульон для души. 101 рождественская история о вдохновении, любви и чуде

Но когда я приехала в хирургическое крыло, меня огорошили новым мнением.

– Да, – сказал хирург, рассматривая мои рентгеновские снимки, – у вас действительно классический перелом Джонса. Но операция вам не нужна. Вам нужен ортопедический сапог.

– Нет уж! – запротестовала я. – Мне нужно, чтобы все это закончилось и я снова стала нормальным человеком! У меня еще подарки не куплены! Мне нужно готовить и украшать дом!

Улыбнувшись, он все же выдал мне «сапог» – устройство вроде костюма Дарта Вейдера, в который оказалась закована моя нога от колена до кончиков пальцев. В этот момент я окончательно поняла, что Рождества мне не видать! Даже просто жить с этой штукой было непросто. Кресло-каталка не проходило сквозь половину дверей в нашем доме. Моему мужу пришлось заняться домашней работой, которую обычно выполняла я, и новые обязанности сводили его с ума – я видела это по его вытаращенным глазам.

Потом все стало еще хуже. Вдруг я поняла, что глаза у мужа округлились не просто так.

– Дон! – воскликнула я. – Ты весь горишь!

Когда у него диагностировали острый синусит и бронхит, я решила: «Так, Господи, это последняя капля. Рождество пропало! Пора забыть о наших планах».

Но незадолго до 25 декабря Дону стало лучше. Я привыкла к креслу-каталке. И мы решили во что бы то ни стало отпраздновать Рождество!

Само собой, нужны были перемены. Вместо того чтобы украшать целый дом, мы закрыли двери во все комнаты, кроме тех, по которым я могла свободно передвигаться в кресле. Мы не стали развешивать фонарики и мишуру и оставили только елку. Мне было неудобно украшать ее обычными шариками и гирляндами, поэтому я ограничилась красными пластиковыми цветами рождественской звезды. Не вставая с кресла. И знаете что? Получилось замечательно!

На этом перемены не закончились: я не стала вставать в четыре утра и готовить традиционную индейку, а заказала готовый обед в местном ресторане. Вместо фарфора использовались бумажные тарелки. Большую часть подарков я заказала в Интернете или преподнесла в виде подарочных карт. Выяснилось, что подметать, пылесосить и протирать пыль я способна даже в кресле. На это ушло вдвое больше времени, но я очень радовалась, что сумела справиться сама!

Накануне Рождества я даже смогла приехать на ужин к любимому родственнику, который жил на третьем этаже (без лифта!). Наверх я ползла на четвереньках, зато вниз меня спускал на руках прекрасный молодой человек – и я купалась в лучах всеобщего внимания.

Одно осталось неизменным: когда в Рождество наши дети и внуки появились на пороге, они, как всегда, радостно загалдели и принялись обниматься. Никто не побрезговал ресторанной едой – ее уплетали с тем же аппетитом, что и мою домашнюю стряпню. Возле елки то и дело слышались восклицания: «Ой, как здорово!» и «Не стоило тебе – но ты молодец!».

В конце концов ребята отправились домой с новыми сокровищами, оставив нас с Доном в окружении недоеденных пирогов, грязных бумажных тарелок, мешков скомканной подарочной бумаги – и чудесных, теплых воспоминаний.

Да, Рождество «пропало» в четверг, но в понедельник – точно по расписанию – оно вернулось, яркое, блестящее и восхитительное, как всегда. И нашли мы его у себя в сердце.

То Рождество не сулило радости нашей семье. Мы впервые встречали его без отца, который проиграл битву с раком. Мне не хотелось даже думать о празднике, а тем более его отмечать. Я была – и всегда буду – настоящей папиной дочкой. Поэтому, когда мама позвонила мне за восемь дней до Рождества, у меня еще не было ни елки, ни украшений, ничего. Я пыталась забыть, что праздник на пороге.

Мама живет в шести часах езды от нас. Так как я единственная из братьев и сестер работаю дома, именно я всегда забирала ее и привозила на семейное Рождество.

Она спросила, украсила ли я дом. Нет? Такой ответ ее не устроил – даже она нарядила елку, хоть и живет одна. У меня же двое детей – о чем я думаю? Пора ставить елку и готовиться к празднику.

Мне сорок два, но я все еще побаиваюсь маму, так что я все же нарядила елку. А потом съездила за мамой и привезла ее к нам.

И все же я не могла проникнуться духом Рождества – без папы праздник был мне не мил! Шесть месяцев назад мой отец испустил последний вздох, и я больше не хотела быть счастливой. Да, я была воспитана в христианской традиции, а отец ни на секунду не колебался в своей вере, но сейчас это не имело значения. Мне хотелось лишь остаться одной и медленно умереть. Я не желала, чтобы со мной разговаривали, чтобы меня обнимали или даже касались. Я даже собственных детей обнять не могла. Мне нужно было отгородиться от мира, сесть перед компьютером и притворяться, что я ничего не чувствую.

С другой стороны, я понимала, что поступаю плохо по отношению к своей семье: к матери, потерявшей лучшего друга, который был рядом сорок один год; к детям, которым нужна была мать, чтобы помочь им справиться с болью от потери любимого дедушки; к мужу, который на три месяца забыл о собственной семье, чтобы я могла заботиться о папе; к сестрам и брату, которые тоже потеряли отца. Но я не хотела о них думать – я думала лишь о том, какая боль терзает меня.

Отец научил меня, что значит быть христианкой. Он рассказал мне о чудном месте, куда он отправится, простившись с нами. Перед смертью он замкнулся в своем внутреннем мире – его разум уже угас, и тело собиралось последовать за ним. Вечером, накануне своего избавления, он очнулся от ступора, поднял голову и спел Peace in the Valley своим чистым, низким голосом, который мы все любили с раннего детства. Он хотел, чтобы мы порадовались за него – он уходил с миром. Но я не могла радоваться. Мне было слишком больно его терять.

За пару дней до Рождества мама сказала, что приготовила мне подарок. Ей хотелось, чтобы я открыла его, не дожидаясь праздника, прямо сейчас. Решив, что это книга о том, как справиться с потерей, я согласилась, ведь книгой можно было отгородиться от всех. (Я научилась читать в четыре года, и с тех пор мне всегда дарили книги.) И вот я села рядом с мамой, готовясь увидеть очередную книгу. Но нет! В коробке была гирлянда для моей елки. Мама велела мне прочитать, что написано на упаковке.

На лицевой стороне было стихотворение Джона Муни «Веселого Рождества с небес». Прекрасное стихотворение. А на обороте надпись: «Люблю тебя. Папа».

Я вышла на улицу, чтобы мама не видела моих слез, – и боль отпустила. Я плакала, не стесняясь, а когда вернулась в дом, меня ждала эта чудесная женщина, которая, невзирая на главную утрату в своей жизни, думала не о себе, а о своих детях. Это был самый важный рождественский подарок, который мама вручила мне с любовью, свойственной только матерям. Получив его, я почувствовала, что мои раны начали затягиваться. Отец даже в смерти не забыл обо мне и еще раз наполнил мое сердце любовью, подарив мне подарок с небес.