Титью Лекок - Закон бутерброда

Он повалился на кровать. Это точно самая доходная идея, какая попадалась ему в сети с начала года. YouTube существует всего полтора года и уже превратился в эталон. Кристоф еще что-то помнил со времен факультета журналистики и задумался о правах на изображение. Если пара развлечения ради снимала себя в разгар своих забав, то один из партнеров мог выложить видео, не предупредив другого. Кто все эти девушки? Среди десятка видео на сайте одно называлось French Hot babe , длительность 4 минуты 12 секунд, 91 просмотр. Он кликнул. Пара снимала себя сбоку, в позе по-собачьи. Лица были размыты, но ему предстало зрелище очень красивого прогиба спины у девушки. У нее была татушка прямо над правой ягодицей, но какая именно – не видно. Он запустил руку в штаны. Неделю не трахался, с тех пор как Клер объявила, что беременна. А за дни, проведенные с Люком, слишком выматывался, чтобы дрочить, даже мысли не возникало. Ролик продолжался. Теперь пара развернулась лицом к камере, по-прежнему в собачьей позе. Лицо парня не влезало в кадр, а девушка опустила голову. Ее груди колыхались в такт ударам члена. Потом она подняла голову. Кристоф поначалу даже растерялся: она смотрела прямо на него. Бледная, кареглазая, белокурая. Потом она закрыла глаза, и на ее лице появилась особая гримаса удовольствия, почти неотличимого от боли. Кристоф считал, что женское удовольствие – штука странная, слишком сложная, на грани извращения. Он немного прибавил звук на компьютере и так и подпрыгнул, услышав стоны незнакомки. Кончил он почти неожиданно, не справившись с возбуждением.

Вымыв руки, он послал мейл Луи.

На сайте есть французское видео.

Луи ответил в ту же минуту, и Кристоф подумал, что тот небось тоже натирает болт перед монитором.

Угу, видел. Ты обязательно должен выяснить, кто такая. Взять у нее интервью. В курсе ли она, что ролик висит на сайте, когда он был снят, с кем и тэдэ. Твой черед пахать, месье журналист.

Проснувшись субботним утром, Марианна несколько секунд пыталась оценить ситуацию. Судя по всему, она надралась и теперь валяется голая в постели какого-то мужика; как его зовут, она, кажется, так и не спросила, – впрочем, это несущественная подробность, поскольку она, по методу Марго, именовала такого рода встречи “Боб”. Означенный Боб стоял рядом и ставил телефон на зарядку. Увидев, что она открыла глаза, улыбнулся: “Прости, не хотел тебя будить”.

Она села; вертикальное положение имело следствием осознание острой необходимости проблеваться. Зажав рот обеими руками, она жалобно пробормотала “тошнит”. Он махнул рукой в конец коридора, добавил “ты и сама помнишь, надеюсь”, – и подмигнул.

Она подхватила шмотки, сваленные в изножье кровати, метнулась туда и распростерлась перед унитазом. Ее вырвало. Почему он подмигнул? И что за ужасы разыгрывались в ночном сортире? Черт его знает; ее куда больше волновал другой вопрос: кому это сейчас придет в голову подмигивать? По ее представлениям, это было запрещено еще в те времена, когда Мишелю Лебу запретили передразнивать африканцев.

Она услышала телефонный звонок, потом голос Боба: “А, мам, привет. Нет, совершенно. Как раз собирался. Да, отчет о практике сдавать в понедельник, но сейчас ведь только утро субботы. Хочешь ошибки исправить?” Какой мрак… Беседует с матерью, пока незнакомая проспиртованная шлюха разукрашивает его туалет. Да кто ж он такой, этот ушлепок? Судя по всему, ей снится кошмарный сон. Надо домой, причем срочно. Она натянула джинсы и футболку. Трусы и лифчик, наверно, где-то в комнате Боба, но у нее не было сил возвращаться туда и разыгрывать сцену “в общем, пока, до скорого или нескорого, так, давай я запишу твой телефон, и так, скажи, как тебя зовут, потому что, стыдно сказать, твое имя я забыл”. Она высунула голову из приоткрытой двери ванной. Боб сидел на стуле, спиной к ней, все еще на телефоне: “…им скорее понравилось, как я работал”.

Она поползла к входной двери, но на ее крестном пути по коридору открылась еще одна дверь, и, как она поняла, сосед Боба (еще один мужик в трусах – утро – та же квартира), то есть Боб-2, воззрился на нее странно. Она нахмурилась, дернула головой и продолжала путешествие. Выбравшись наконец на площадку, она хотела было сбежать по лестнице, но тут оказалось, что лестница винтовая. Бесконечная спираль перил, вращавшаяся перед глазами, пока она спускалась, весьма неудачно дополняла тошноту.

Как же ей плохо… Все, больше она ни капли в рот не возьмет. И никаких тусовок. И трахаться не будет. Вообще больше не вылезет из пижамы и своего компьютера.

Небо на улице было таким ослепительно-белым, что у нее разболелась голова. Пришлось прислониться к стене и приставить руку козырьком к глазам, чтобы сориентироваться. Она осоловело озиралась. Париж, это точно. Судя по табличке на доме, XV округ. То есть на самом деле не то чтобы совсем Париж. Она пойдет вон туда, к проспекту, там наверняка где-то есть метро. Ей хотелось, чтобы кто-нибудь о ней позаботился, прямо сейчас. Взял на ручки и отвез домой.

Но она вспомнила, что звонить ей некому.

Вспомнила, что они разошлись. И что вряд ли Готье помчится подбирать ее, в дупель пьяную, у чужого подъезда.

Ценой огромных усилий, которые иначе как сверхчеловеческие не назовешь, ей удалось попасть в метро; поезд – милосердное географическое чудо – шел почти до дому. Она изо всех сил старалась сидеть с открытыми глазами. Пока перед ними проходила череда станций, она читала себе нотацию. Хватит уже страдать фигней. Пора кончать период постразрыва отношений. Конечно, ее вышвырнули, как тухлую какашку, но пора завязывать, скоро начало учебного года. Меньше двух недель – и она опять станет воспиталкой в лицее. Вот крайний срок, и тогда понятие фигни отсохнет само собой.

Через полчаса она вошла в пятнадцатиметровую комнату, служившую ей домом, и смогла наконец рухнуть на лежащий на полу матрас, служивший кроватью. Засыпая, она увидела у подушки полное собрание сочинений Ги Дебора, глядевшего на нее с обидой. “Да ладно, Ги, – подумала она, – а то ты сам не нажирался”. Он ответил: “Конечно, но я между попойками придумывал новые отношения с Миром”. Она возразила, что непременно допишет диплом – “Понятия зрелища и симулякра в эпоху интернета” – в следующем семестре, в будущем году или в другой жизни, и отвернулась, чтобы не видеть черно-белый портрет, украшающий обложку.

Проснулась она через три часа, в половине первого. Поглядела на потолок. Комнату заливал серый, преддождевой свет. Чувствовала она себя получше, значит, не так уж плохо переносит алкоголь. К тому же половина первого для студентки в середине августа – вполне приемлемое время вставать; она решила, что день начинается не так уж плохо.