Титью Лекок - Закон бутерброда

Мать вашу… тяжко-то как, подумала она, и живот ее сжался, а к горлу подступили рыдания. Она свернулась калачиком, накрывшись одеялом с головой, и боль победила. Она расплакалась – со сдавленными горловыми звуками, как плачут взрослые, когда тело выходит из-под контроля. Слезы накатывали регулярно, как прибой. Ее захлестывала волна рыданий, била о берег с такой силой, что перехватывало дыхание, потом отступала, а за ней поднималась новая волна и била в свой черед, и она опять тонула.

Марианне казалось, что она в самом буквальном смысле изливается досуха. Она не плакала, когда он тыкал ее носом в ее ложь, когда требовал рассказать все, когда часами оскорблял, когда выкинул ее вещи на лестницу. Хныкать – удел жертв. Она держала удар, как настоящий преступник. А потом надо было делать кучу всего, искать новое жилье, ночевать у друзей, гулять, пить, трахаться. Неделями она успешно торговалась со своей болью.

Но в то воскресное утро, в середине августа 2006 года, ей ничего больше не оставалось, как взглянуть в лицо боли, которая, притаившись в тишине, ждала своего часа.

Приступ бессилия продолжался долго. Больше часа она оплакивала все, что потеряла, и все, что не сумела обрести.

Постепенно прибой утих. Она высунула голову из-под одеяла. Будильник показывал 10.37. Она с трудом села в кровати. Волосы дикими прядями прилипли к голове и лицу. Она провела по лицу голой согнутой рукой, вытерла глаза. На покрывале кровати от слез образовался широкий темный круг. Придется его теперь менять? Может, эти слезы грязные?

Она встала, ополоснула лицо холодной водой, натянула красные трусы и белый бесформенный топ, налила чайник и стала ждать, когда можно будет заварить чай.

Стены комнаты до половины были залиты солнцем, проникавшим через жалюзи на окне: ей не хватило духу опустить их до конца перед тем, как лечь спать. Она села за стол и открыла ноутбук. На удивление яркое и светлое утро, в доме тепло и приятно. Ей стало лучше. Слабость, но голова ясная. Нужно писать, чтобы привести свой расстроенный ум в порядок. Но прежде ей надо посмотреть на ЭТО. Сайт Youporn по-прежнему доступен. Она спросила себя, с чего вдруг поверила, что этот Поль, которого она в глаза не видела, решит ее проблему. Ничего он, конечно, не сделал. Сплошная подстава. Она еще не знала, как именно, но обязательно нужно добиться, чтобы видео убрали с сайта. Она достаточно хорошо разбиралась в интернете и понимала, что рано или поздно ее имя окажется связано с этим роликом, и тогда ей вовек не отмыться от позора. Она нехотя кликнула на видео – ее видео. Первая, неожиданная и обжигающая боль – снова увидеть тело Готье. Тело, доступ к которому ей отныне закрыт, которым, наверно, пользуются другие. Она заметила шрам – ему поздно удалили аппендицит – и тяжело вздохнула. Ролик длился только четыре минуты, а изначальное видео почти полчаса. И то хорошо, двадцать пять минут близости выиграны. Но через две минуты ролик завис. Она попыталась снова подключиться к сайту. Теперь он был недоступен. Ок, может, Поль и не совсем лажовый.

Что она ощущала при мысли, что другие смотрят это видео? Ей было физически плохо. Она стеснялась, ее словно облили грязью. Но смущало не только это. Через потенциальный чужой взгляд приходилось воспринимать себя как… как женщину. А не просто девушку. Ведь им, дрочилам, интересно пялиться именно на женщину. Но женская идентичность в ее понимании была штукой вовсе не очевидной. Быть женщиной – это что значит? Когда-то это значило вполне конкретные вещи, например, не иметь права голосовать или открывать счет в банке. А теперь? Иметь месячные и сиськи? Похоже, ни одна ее знакомая девушка, какой бы женственной она ни была, не чувствовала себя настоящей, полноценной женщиной. Когда они болтали по душам, казалось, что каждая считает других более женственными, чем она сама. Женщиной не рождаются, женщиной становятся, это да. Но, судя по всему, никто ею так и не становится до конца. Никто не чувствует, что полностью отвечает образу гиперсексуальной, умелой, деликатной, нежной, сильной и хрупкой, грациозной женщины со сдержанными жестами, кошачьей повадкой и врожденным вкусом к модным вещам. Все и всегда чувствовали себя порой неповоротливыми, неловкими, незавершенными и несовершенными, смазанными. То есть живыми людьми. Но Женщина – не живой человек. Она идеал. Пусть грешница, пусть искусительница, она и в своих недостатках и пороках представала чем-то возвышенным.

Так что Женщины не существует. И тем не менее она повсюду: в рекламе, в кино, в журналах, и от века – в литературе.

У Марианны первой поразившей ее встречей с Женщиной стало описание Анны Карениной. “Он извинился и пошел было в вагон, но почувствовал необходимость еще раз взглянуть на нее – не потому, что она была очень красива, не по тому изяществу и скромной грации, которые видны были во всей ее фигуре, но потому, что в выражении миловидного лица, когда она прошла мимо его, было что-то особенно ласковое и нежное”. Такая Женщина недоступна для просто женщин. Кем бы она ни была – романтической героиней, роковой женщиной, девственницей, куртизанкой, Чудо-женщиной или новым архетипическим идеалом свободной женщины.

Интересно, как обстоит дело у мужчин, задумалась Марианна. Они тоже всегда чувствуют себя не совсем Мужчиной?

Эта неполнота мешала жить и ей, и ее подругам. Дело не только в том, что они всегда были недостаточно худыми, а волосы у них недостаточно блестящими; все гораздо глубже. Речь шла об отношениях со своим телом, то есть о бытии. И потому сама их женская идентичность тяготела над ними как ежедневный, вечно повторяющийся провал. Они были несостоявшимися женщинами. “Томбои”, девушки-парни – это прежде всего женщины-неудачницы. Короче, Марианна вернулась к своей любимой теме, на которой строилась ее университетская работа: задолго до интернета индивид в нашем обществе отключился от реальности и существовал в мире лишь опосредованно, через наперед заданные образы, фантазмы, навязанные ему социальным устройством.

Она подключилась к чату и увидела, что Кристоф в сети.

*Марианна подключилась к каналу #miseaupoint

< Марианна > привет

< Кристоф > Привет, ну как с утра, получше? Поспать удалось?

Она чуть не расплакалась снова. Ей хотелось рассказать ему о своей боли, о своей слабости, но пальцы сами стали выстукивать ироничный ответ.

< Марианна > не считая того, что я промочила слезами все простыни и пришлось их сушить, все норм. А ты как?.. То есть ты и твой сын. У тебя же сын, да?

< Кристоф > Ага, Люк, полтора года, умеет говорить с десяток слов, но явно предпочитает слово “нет”.