Дэниел Киз - Прикосновение

Барни старался соглашаться со всем спокойно. Старался убедить себя, что здесь он не художник, а ремесленник, который оформляет и лепит так, как предписано, а потом меняет облицовку, форму и текстуру по прихоти проектировщиков. И все же это огорчало его, поскольку, глядя на такого Нэта Уинтерса, он вспоминал, каким и сам был лет десять-пятнадцать назад. Неуверенность штука заразная, и он знал, что очень подвержен этому недугу.

После работы Барни поехал к зданию Научно-исследовательского отдела за Максом Прагером, но боковая улица, где он утром его высадил, оказалась перегороженной, а перед самим зданием стояло несколько полицейских автомобилей, приписанных к компании. Он вышел из своей машины и двинулся к ним, но не успел сделать и несколько шагов, как пожилой охранник – он частенько видел его на здешней территории – направился к нему, махая руками.

– Проход закрыт!

– Но у меня здесь назначена встреча.

– Зона опечатана.

– А что случилось?

– Меры безопасности. Авария в одной из лабораторий. Меня поставили, чтобы никого не впускать и не выпускать.

– Да, но мне нужно забрать одного человека, Макса Прагера, он здесь работает, мы вместе сюда приехали.

– Прагера? О, сдается мне, выйдет он еще не скоро. Видать, придется ему добираться домой на другой попутке… а то и такси вызывать.

Барни постоял еще пару минут, а охранник меж тем раскурил трубку и заметил:

– Да, похоже, он тут здорово подзадержится, пока не пройдет обследование. От этой радиоактивной дряни так просто не убережешься. Тут нужен глаз да глаз.

– Радиоактивной?.. – Барни тупо воззрился сначала на него, потом на здание Научно-исследовательского отдела. – Вы хотите сказать, здесь произошла авария с выбросом радиоактивности?

Охранник осторожно огляделся и прошептал:

– Уж коль вы в компании не новичок, думаю, вам можно сказать. Один из охранников с внутреннего поста, мой приятель, слыхал, как телефонист на коммутаторе звонил в Службу радиационной безопасности. Похоже, – только об этом никому, ладно? – так вот, похоже, у них там в «горячей» лаборатории [14] «Горячая» лаборатория – лаборатория радиоактивных веществ высокой активности. случилась утечка радиоактивной дряни и пострадали двое парней. Сказывали, Прагер вел себя прямо по-геройски и, ежели б не он, вся эта дрянь распространилась бы повсюду и заразила бы весь чертов городок. Да уж, сэр, так что, думаю, домой он поедет не скоро. Только я предупреждал, никому ни слова. Ни одной живой душе.

Барни поблагодарил его и вернулся к своей машине, слегка огорошенный такими новостями. Он сном-духом не ведал, что Прагер работает с такими опасными веществами. Да тот и сам, насколько помнилось Барни, ни разу не заикался об этом. А если о чем и упоминал, так это о каких-то там «индикаторах» и «технологии индикаторных исследований». Но тут Барни вспомнил, что в спорах Прагера с Коллинзом, бывало, проскальзывало слово «изотоп». «Радиоактивные изотопы». Он слышал о них и раньше, только понятия не имел, что это такое. Надо будет спросить у Прагера.

Проезжая мимо дома Макса Прагера в ряду таких же аккуратных строений, принадлежавших руководителям низшего звена, он поймал себя на мысли, что каждый обитатель Элджина действительно так или иначе связан с автомобильной промышленностью или с кем-то, кто в ней трудится. Высаживая Прагера после работы и наблюдая, как старик устало бредет по пешеходной дорожке, он часто задумывался: странно, однако, что тот живет один-одинешенек в таком большом доме столько лет после смерти своей жены. Он и теперь недоумевал, отчего же Прагер никогда не принимал от него приглашений на обед и всякий раз отказывался пропустить с ним по стаканчику. В машине старик вел себя совсем по-свойски, но при всем том он давал ясно понять, что хотел бы остаться один, хотя вслух это никогда не произносил. И кто бы мог подумать, что из эдакого затворника выйдет герой?..

Вернувшись домой, Барни прошел через боковую дверь в кухню, развязывая на ходу галстук. Ему хотелось принять душ, переодеться и немного отдохнуть до прихода Нэта и Элен Уинтерс. Но никаких признаков Карен или приготовленного обеда заметно не было: кухня оставалась в том же состоянии, в каком и была утром, перед его отъездом. Он позвал – она откликнулась сверху.

– В чем дело, черт возьми? – взбесился он. – Ты что, не понимаешь, вот-вот придут Нэт с Элен, а у нас полный…

Она подняла перевязанную руку, успокаивая его.

– Что случилось?

– Ты даже не удосужился предупредить, что разбил посуду в раковине. – Ее голос дрогнул, когда она заговорила, и он смекнул, что она лелеяла не только руку, но и гнев и весь день ждала, чтобы выплеснуть его ему на голову.

– Пойду позвоню Нэту, скажу, что все отменяется, – бросил он.

– Я днем уже звонила Элен, – сказала она. – Или, может, думаешь я совсем ни на что не способна?

– Прости! Я дал маху, оставив разбитый стакан в раковине.

– На тебя это не похоже. Наверно, голова была забита всякими мыслями.

– Точно, – резко проговорил он.

– Что ж, по крайней мере, теперь ты увидишься с ними за игральным столом только через месяц. Двадцатого июля. Не забудь пометить у себя в записной книжке.

– Ладно.

– Я уже отметила у себя в календаре. Так уж выходит, что сегодня не мой день. И тебе не пришлось бы думать, как бы пораньше закончить игру.

– Я же сказал – ладно! Так что хватит!

– А если не хватит? – воскликнула она.

Он сжал кулаки.

– Говорю же, заткнись!

– Ух ты! Что, ударишь меня? Неужели не сдержишься и дашь волю рукам? Что ж, давай! Или, может, сперва подумаешь о последствиях?

С трудом, но все же он себя сдержал. В нем взыграла отцовская натура. Он видел – и не раз, – как его отец избивал мать, и за это проклинал старика. Сейчас он понимал: между безрассудной, бессознательной реакцией и осознанием того, к чему все это приведет, пролегает тонкая грань. Слова можно взять обратно, а ссоры – сгладить. Она, наверное, попробует подтрунить над его выдержкой, но, как только он потеряет самообладание и поднимет на нее руку, это будет конец.

– Ты же знаешь, я бы никогда тебя не ударил.

– А ведь хотел.

– Мало ли чего я хотел, так ведь не сделал же. Так что не надо вынуждать меня к действиям, если не знаешь, чем они могут обернуться.

Она вызывающе посмотрела на него, но тотчас опустила глаза – на них навернулись слезы.

– Хочешь наорать на меня?

– Да, хочу.

– У тебя незаслуженное преимущество.

– Так почему же не наорешь? Покричишь – глядишь, полегчает.

– Не хочу. Если думаешь, что можешь вынудить меня, напрасно надеешься. Этот урок однажды преподал мне мой старик, и я его хорошо усвоил. С твоего позволения, пойду приму душ перед обедом. Холодный такой, чтобы поостыть.