Софи Кинселла - #моя [не]идеальная жизнь

Sophie Kinsella

My Not So Perfect Life

Copyright © 2017 by Madhen Media Ltd.

All rights reserved.

© Фрадкина Е., перевод на русский язык, 2017

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

Первое: могло быть и хуже. Да, сообщение могло быть гораздо хуже, и об этом следует помнить. Второе: оно того стоит. Я хочу жить в Лондоне, хочу здес ь работать, а сообщение – часть сделки. Это неотъемлемая часть Лондона, как Тейт Модерн.

(На самом деле, ничего похожего на Тейт Модерн. Неудачный пример.)

Мой папа всегда говорит: если ты не можешь бежать вместе с большими собаками, сиди у крыльца. А я хочу бежать вместе с большими собаками – и поэтому я здесь.

В любом случае я даже получаю удовольствие от двадцатиминутной прогулки к станции. Серый декабрьский воздух колом стоит в горле, но мне хорошо. День начался. Я в пути.

Мое пальто достаточно теплое, хотя оно стоит всего 2,99 фунта и куплено на блошином рынке. На нем был ярлык «КРИСТИН БИОР», но я срезала его, как только вернулась домой. Там, где я работаю, нельзя носить пальто с ярлыком «Кристин Биор». У вас должен быть винтажный ярлык «Кристиан Диор» или что-нибудь японское. Ярлыка может и не быть, если вы сами шьете себе одежду из ретротканей, купленных в «Алфиз Антикс».

Но только не «КРИСТИН БИОР»!

Когда я приближаюсь к Кэтфорд-Бридж, то начинаю напрягаться. Я действительно не хочу сегодня опаздывать. Мой босс теперь отпускает колкие замечания насчет людей, которые «никогда не торопятся». Поэтому я вышла на двадцать минут раньше – на случай, если выдастся плохой день.

И я уже понимаю: день просто ужасный.

В последнее время с нашей линией много проблем, и то и дело без предупреждения отменяют поезда. Беда в том, что в Лондоне в час пик нельзя просто так отменять поезда . Что остается делать людям, которые планировали сесть на этот поезд? Испариться?

Проходя через автомат, сразу вижу ответ. Люди толпятся на платформе, поглядывая на табло с информацией и бросая друг на друга враждебные взгляды.

О боже! Наверное, отменили по крайней мере два поезда. Похоже, набралось народу на целых три поезда, и вся эта толпа сгрудилась у края платформы. Сейчас середина декабря, но здесь и не пахнет Рождеством. Все слишком напряженные и замерзшие, и на них как бы написано крупными буквами: «понедельник». Единственные праздничные штрихи – это жалкие китайские фонарики и объявления на стене о работе транспорта в рождественские каникулы.

Собравшись с духом, присоединяюсь к толпе и, когда на станции появляется поезд, с облегчением вздыхаю. Не то чтобы я надеялась сесть в этот поезд. (Сесть в первый поезд? Не смешите меня!) К запотевшим окнам прижаты изнутри лица людей, а когда двери открываются, выходит всего одна женщина, изрядно помятая.

Но несмотря на это, толпа бросается вперед. Каким-то образом часть людей втискивается в поезд, и тот отъезжает. Я немного продвинулась вперед на платформе. Теперь мне только нужно удерживать свои позиции и ни в коем случае не позволять этому тощему парню с волосами, смазанными гелем, пролезть передо мной. Я вынула из ушей наушники, чтобы слушать объявления, и стою насмерть.

В лондонском транспорте – как на войне. Это постоянная борьба за захват территории, за каждый дюйм. Здесь ни на минуту нельзя расслабляться: если расслабишься, кто-нибудь прошмыгнет мимо тебя. Или наступит на тебя.

Ровно через одиннадцать минут подходит второй поезд. Я устремляюсь вперед вместе с толпой, стараясь не обращать внимания на саундтрек из сердитых возгласов: «Вы можете пройти вперед?», «Внутри есть место!», «Нужно всего лишь пройти вперед!».

Я заметила, что у людей внутри поезда совершенно другое выражение лица, чем у тех, кто на платформе. Особенно у тех, кому удалось занять сидячее место. Они словно перевалили через горы в Швейцарию. У них виноватый взгляд, но в нем читается вызов: «Я знаю, что вы там, снаружи; я знаю, что это ужасно, – а я уютно устроился внутри. Но я тоже страдал, так что дайте мне спокойно, без этих чертовых угрызений совести, читать мой Kindle, о’кей?»

Толпа волнуется, и вдруг кто-то подталкивает меня. Я чувствую у себя на спине пальцы – и вдруг ступаю на пол вагона. Теперь мне нужно ухватиться за какую-нибудь железяку и использовать ее в качестве рычага. Как только ты одной ногой в поезде – считай, что уже внутри.

Мужчина у меня за спиной, по-видимому, очень сердит: я слышу, как он громко ругается. И вдруг позади меня прокатывается что-то вроде людского цунами. Я испытала это всего пару раз, и это было ужасно. Меня тащит вперед, и я не касаюсь ногами пола. Когда двери поезда закрываются, я оказываюсь втиснутой между двумя парнями – один в костюме, второй в трексьюте [1] Специальный костюм для парашютного спорта. – Здесь и далее прим. пер . – и девушкой, которая ест панини.

Нас так плотно прижало, что девица держит панини примерно в двух дюймах от моего лица. Каждый раз, как она откусывает, мне в нос ударяет запах песто. Но я старательно не обращаю внимания. И на девушку. И на двоих мужчин. Хотя я чувствую теплое бедро парня в трексьюте и могу сосчитать жесткие волоски у него на шее. Когда поезд приходит в движение, нас постоянно стукает друг о друга. Но никто не смотрит в глаза друг другу. Я думаю, если в метро на кого-нибудь посмотришь, то вызовут полицию.

Чтобы отвлечься, пытаюсь спланировать остаток своего маршрута. Когда я прибуду на Ватерлоо-Ист, нужно выбирать между Джубили-Дистрикт (на это уйдет сто лет), Джубили-Сентрал (придется долго идти от метро) и Оверграунд (еще дольше).

Да, если бы я только знала , что в конечном счете буду работать в Чизвике, то не стала бы снимать квартиру в Кэтфорде. Но я приехала в Лондон на стажировку в его восточной части. (В объявлении это место назвали «Шордич», но это не Шордич.) В Кэтфорде низкие цены, и он расположен не слишком далеко. А теперь мне просто не по карману цены западной части Лондона, да и сообщение не такое уж плохое…

– Ай! – вскрикиваю я, когда поезд резко дергается.

Меня швыряет вперед. Девушку тоже швыряет, и не успеваю я оглянуться, как в мой открытый рот попадает конец ее панини.

Я в таком шоке, что никак не могу прийти в себя. У меня во рту полно теплого рыхлого теста и подтаявшей моцареллы. Как же такое могло произойти?

Мои зубы инстинктивно сжимаются, и я тут же жалею об этом. Хотя… Что же мне еще оставалось делать? С полным ртом смотрю на нее.

– Простите, – бормочу я, но выходит «потите».

– Какого черта? – обращается к вагону девушка, не веря своим глазам. – Она же ворует мой завтрак!