Мехди Газали - Сказание о Кербеле

Солнце осветило жизнь твою во тьме, Фатима!

Весну, свет, свежесть и благоухание дарит оно тебе.

Так преклонись перед Господом за все эти милости для тебя.

Сон твой про солнце, лунный свет и звезды исполняется.

Так преклонись перед Господом, Фатима!

Звук шагов Али – как шелест весеннего ветерка, что уносит тебя в небеса, в паломничество по раю, навстречу Господу…

Так преклонись перед Господом, Фатима!

Но вместе с этим весельем и радостью в душе ее поселился и страх. Ей хотелось той же любви, что Али питал к своей первой жене, Фатиме Захре, дочери Мухаммада. Но куда было Фатиме, дочери Хазама, до Фатимы, дочери Мухаммада!

Свое стихотворение Фатима прочла матери. Та улыбнулась и сказала: «Да, доченька, преклонись перед Господом в благодарность за то, что ты станешь женой Али».

Фатима прочла стихотворение и Лобайду, дяде своего отца – тот был известным поэтом в своем племени, да и среди всех арабов.

Лобайду оно тоже понравилось, он улыбнулся и сказал ей: «Это великая честь и для тебя, и для всего племени Бани Куллаб, что ты станешь супругой Али. За это и впрямь нужно преклониться перед Господом, Фатима».

И сам Лобайд тоже преклонился в знак благодарности перед Господом.

И Фатима, преклонившись, поблагодарила Бога.

Когда Фатима, дочь Хазама, уже стала женой Али и вошла в его дом, она встала в дверях и поцеловала рамы дверей в том доме, доме Фатимы Захры. А войдя внутрь, заплакала, увидев этот дом: бурдюки для воды, ручную мельницу, ведра… А когда увидела детей Фатимы Захры, то сказала им: «Я не для того сюда пришла, чтобы быть вашей матерью, а чтобы быть прислужницей вам и наложницей Али».

Было третье число месяца Шаабан. Умм аль-Банин посмотрела на тонкий серпик молодого месяца. Полумесяц становился все крупнее и крупнее, пока не превратился в полную луну. Он все приближался и приближался к ней. Все ниже и ниже. И вот уже круглая луна оказалась в подоле Умм аль-Банин, которая обняла ее и поцеловала.

И тут она проснулась. Она уже поняла: сон, который она только что видела, связан с ребенком, что она носила во чреве.

И когда начались родовые схватки, она даже толком и не поняла, откуда вдруг появился свет и белое длинное одеяние где-то вверху. Это была Захра, дочь Посланника Божьего.

Захра сказала ей: «Фатима! Да будет благословен этот месяц, который тебе дарят, он друг и любимец моего солнца».

Больше Умм аль-Банин не осознавала, что происходит. Когда же она открыла глаза, то увидела, что настоящий кусочек луны, маленький месяц, лежит в объятиях Али. Это был ее новорожденный сын.

Когда он появился на свет, его запеленали и отдали отцу, Али.

Али прочитал ему азан в правое ушко, а в левое – икамат.

И спросил у матери ребенка: «Как ты назвала его?»

Умм аль-Банин ответила: «Я никогда не опережаю тебя ни в чем. Пусть будет любое имя, какое тебе понравится».

Али сказал: «Я назову его Аббас. Так звали моего дядю по отцу».

«Аббас» означает «нахмуренный, мрачный», так еще называют разъяренного льва.

Аббас – хорошее имя для того, кто должен был стать самым суровым к неверным.

Али взял сына на руки и поцеловал. То ручки его, то лоб целовал он.

Умм аль-Банин спросила: «Господин мой, что же такого ты видишь в ручках, глазках и лице Аббаса, что целуешь его только туда? Что не так с Аббасом?»

Али ненадолго замолчал, а потом сказал: «Я скажу тебе, но только при условии, что ты будешь терпеливой».

И продолжил: «Руки Аббаса будут отрублены на пути к Господу, а в глаза его… в глаза его угодит стрела».

Разве не стоило целовать те руки, что будут отрублены на пути к Господу?

Однажды Али позвал ее: «Фатима!» Она, осознав, что голос Али дрожит, когда он произносит это имя, попросила его больше не звать ее Фатимой. Она боялась, что Али или его сыновья при этом вспомнят о другой Фатиме, дочери Пророка, и расстроятся.

Через пару дней после рождения Аббаса Умм аль-Банин семь раз обнесла его вокруг Хусейна – она хотела, чтобы Аббас навсегда узнал, кто его Кааба, а также и то, что без Хусейна ему не увидеть Господа.

Когда дети только-только учатся говорить, обычно сначала они произносят «папа» или «мама», а Аббас первым делом научился говорить «Хусейн».

Али сам обучал сына. Первым учителем его был.

Он сажал его к себе на колени и учил его читать Коран. Учил его тому, что было необходимо знать.

Он был точь-в-точь как птица, что сует червячков в клювики своих птенцов, сидящих в гнезде.

У арабов так повелось, что детей с красивыми, правильными чертами лица и стройным, тонким станом принято звать полной луной. Например, так звали прапрадеда самого Пророка, Абд Манафа: «Камар Батха» («Луна долины»), или отца его, Абдуллу, которого называли «Камар Харам» («Луна Мекки»).

И хотя все члены племени Бани Хашим были прекрасны лицом, однако Аббас отличался от других уже в раннем детстве. И потому-то его прозвали «Камар Бани Хашим» – «Луна племени Хашим».

«Луна племени Хашим» – отличное имя для того, кто должен был стать «Милосердным среди них», то есть самым милосердным среди всех членов Семейства Пророка.

Всякий раз, когда он видел своего отца, братьев – Хасана или Хусейна – или сестер, то вставал в полный свой рост перед ними и никогда не прерывал их слова, не выступал впереди них, а, словно тень, повсюду следовал за ними.

И в свои семь лет Аббас уже был образцом вежливости и почтительности.

Али, сам научивший Аббаса боевому искусству, впервые отправил его на настоящее поле сражения в битве при Сиффине. Его лицо он закрыл, так чтобы никто не узнал его и не выколол ему глаза.

Аббас послал вызов одному из героев вражеского войска – Муавийе ибн Шуасе, но тот высокомерно заявил: «Меня знают все. Я сражусь и с тысячей, ну а против тебя я пошлю одного из своих семи сыновей». Пришел его сын. Не успел он и круга проехать по полю боя, как Аббас раскроил его шлем и темя наполовину. Вышел второй сын, и с ним случилась та же история, как, впрочем, и с третьим, и четвертым, и пятым, и шестым, и седьмым. Ловкий и проворный Аббас всех их отправил в ад. В отряде Муавийи поселился страх перед ним. Всем хотелось узнать, кто же такой этот воин с закрытым лицом. Муавийа вышел к нему, чтобы отомстить за своих сыновей, однако меч Аббаса был словно братом-близнецом самой смерти. Получив всего один удар, Муавийа ибн Шуаса отправился вслед за сыновьями. Больше никто не отважился выйти на бой против этого витязя-незнакомца.

Али позвал сына, чтобы тот вернулся. Открыл его лицо и поцеловал в переносицу. Враг узнал этого юношу с закрытым лицом и почувствовал, что его смелость и отвага – такие же, как и у самого Али.