Эмбер Смит - Такой я была

– Мне кажется, две книги в месяц – самое то, – опередив меня, предлагает Камерон. Я как раз собиралась сказать то же самое.

– Да, две книги – самое то, – вторит ему Мара, и глаза ее как-то странно блестят.

– А почему не три? – спрашивает девочка из католической школы.

– Не уверен, что у меня хватит времени осилить три книги, учитывая, сколько нам задают, – с сомнением произносит Стивен и оглядывает собравшихся в поисках поддержки.

– Согласна, – решительно отвечаю я, лишь бы что-то сказать. Стивен улыбается. Он поддержал меня с Колумбом – должна же я его отблагодарить.

– Хорошо. Значит, большинство за две книги в месяц, – заключает мисс Салливан.

– Иди! Эта идея с клубом гениальна! Ничего лучше тебе в голову еще не приходило! – восторженно тараторит Мара, как только мы пересекаем границу внешнего мира и выходим из школы, направляясь к дому. – Какой классный парень! Ах!

– Тот чудик с синими волосами и пирсингом? – удивленно спрашиваю я.

– Они не синие. А черные с синими прядями. Это же круто! Он крутой.

– Угу, – тихо бормочу я.

– Ох, Иди, чувствую я, случится что-то хорошее. – Мара хлопает в ладоши.

– Ты о чем?

– Это же только начало – я и Камерон. Дальше мы познакомимся поближе, и… – Она не договаривает, мечтательно глядя в пустоту. И я понимаю, что сейчас Мара уже не со мной – погрузилась в свои неуемные фантазии. – Да, – она снова поворачивается ко мне и смотрит на меня широко раскрытыми глазами. – Теперь, когда мы все в книжном клубе, мы сможем познакомиться с ним поближе. Сначала просто станем друзьями. Говорят, что сначала лучше подружиться. А потом…

Я перестаю ее слушать, потому что знаю: она часами может планировать, что будет дальше.

– Ты заметила, как он на меня смотрел? Заметила? – спрашивает подруга.

Иногда я задумываюсь, что у нее творится в голове. Вот мисс Салливан и Стивен – они-то соображают. Вроде бы Мара тоже, но иногда мы с ней как будто говорим на разных языках. Как сейчас.

– Может, покрасить волосы в синий цвет? – спрашивает она в завершение монолога, длившегося почти всю дорогу домой.

– Что? Мара, нет!

– Хотела проверить, слушаешь ли ты.

– Прости. Я слушаю, – лгу я. Мы стоим под знаком «стоп» на углу моей улицы. Здесь мы обычно расходимся. Мне прямо. Ей налево. Вот только сегодня я не могу заставить себя двигаться в направлении дома. Ноги словно увязли в зыбучих песках. Мара стоит, смотрит на меня и, кажется, читает мои мысли. Видит, что что-то не так.

– Хочешь зайти ко мне? – спрашивает она. – Мама сегодня будет поздно.

Я киваю, и мы сворачиваем на ее улицу.

– Ладно, краситься в синий я не буду, – подруга улыбается, – но стану носить линзы. Я уже папу уломала. На следующей неделе идем к окулисту.

– Здорово, – отвечаю я, а сама поправляю очки на переносице.

По пути к Маре мы проходим мимо его дома. Дома Кевина. Сейчас его там нет, но это неважно. Когда мы подходим ближе, чувствую, что у меня подкашиваются ноги. Я вдруг начинаю ненавидеть свой район, презирать его; мне становится противно, что все мы так близко друг к другу и наши жизни так плотно переплетены.

Мы приближаемся к дому Кевина, и я вижу Аманду. Его сестру. Мне всегда казалось, что она намного моложе меня: я воспринимала ее как маленькую девочку. Но сейчас смотрю на нее и понимаю, что не такая уж она и маленькая. Она всего на класс нас младше. В детстве мы много играли, а потом, в шестом классе, к нам переехала Мара и стала моей лучшей подругой вместо нее. Рядом с Амандой ее младшая сестренка и еще какой-то малыш, наверное, соседский: укутанные в комбинезоны, они барахтаются в снегу. Кажется, они хотят построить снеговика, но выходит лишь большая холодная белая глыба. Аманда подходит и надевает на него шарф, отделяя верхнюю глыбу от нижней. Малыши кричат и кидаются снежками.

Детишки не обращают на нас внимания, но Аманда нас замечает. Завязав шарф двойным узлом, она засовывает руки в карманы пальто, стоит и смотрит. И ничего не говорит. Это странно. Хотя мы с ней больше не закадычные подруги, как раньше, мы по-прежнему общаемся и с радостью проводим время вместе, когда наши семьи встречаются.

Но сейчас я тоже молчу. Тогда на помощь приходит Мара:

– Привет, Мэнди!

Мэнди. Так мы ее называли, когда Армстронги только переехали на соседнюю улицу. Однако прозвище не прижилось. Хотя, когда мы познакомились, именно так нам ее представили. Это произошло на праздновании моего восьмилетия. Именно тогда наши семьи начали отмечать все праздники вместе, потому что Кевин и Кейлин с первого дня знакомства стали неразлучны. Кевин всегда участвовал во всех наших праздниках, и, конечно, приглашали и его семью. Сейчас мне кажется, что с тех пор прошло сто лет.

– Привет, Аманда. – Я пытаюсь улыбнуться.

Скрестив руки на груди, она выпрямляется.

– Привет, – наконец отвечает она странным монотонным голосом.

– Как прошло Рождество? – Пытаюсь делать вид, что все нормально, но могу думать лишь о Кевине.

Она пожимает плечами и пристально смотрит на меня. Секунды тикают.

Раньше я никогда не придавала значения тому, что, когда Армстронги переехали в наш город, они не просто поменяли место жительства. Не просто переехали, а уехали от чего-то или от кого-то. Там, где они жили раньше, случилось что-то плохое. Однажды я слышала, как миссис Армстронг рассказывает об этом моей маме. Она плакала. А потом я подслушала мамин с папой разговор. Многого я не поняла, но, кажется, дело касалось Кевина и его дяди, брата мистера Армстронга.

– Знаешь, – я поворачиваюсь к Маре, – пойду-ка я лучше домой. Что-то я неважно себя чувствую.

– Серьезно? Что с тобой? – с искренним беспокойством спрашивает Мара.

– Ничего. Я просто… – Я не договариваю и начинаю пятиться. Лишь один раз я оборачиваюсь, чтобы взглянуть на них, и вижу, что они стоят и смотрят мне вслед.

Мара поднимает руку, чтобы помахать мне на прощание, и кричит:

– Я тебе позвоню!

Завернув за угол, я пускаюсь бежать. С каждым шагом кровь в голове пульсирует все сильнее; тело покрывается холодным потом. Уже на пороге тошнота становится настолько нестерпимой, что я начинаю плакать. Бегу в ванную, падаю на колени перед унитазом и ловлю воздух ртом.

После бросаюсь на диван, даже не сняв куртку.

Закрываю глаза.

Следующее, что я помню – мама склоняется надо мной и трогает мой лоб.

– Заболела? – спрашивает папа, бросая ключи на кухонный стол.

– Иди? – Холодная мамина рука на моей щеке кажется такой приятной. – Что с тобой? Заболела?

– Наверное, – бормочу я.

– Давай снимем куртку. – Поддерживая меня рукой за спину, она помогает мне сесть. А мне больше всего на свете хочется, чтобы она меня просто обняла. Но вместо этого она стягивает с меня рукава.