Пайпер Керман - Оранжевый – хит сезона. Как я провела год в женской тюрьме

Когда денег становилось мало, меня отправляли в разные банки получать денежные переводы от Аладжи – это само по себе было преступлением, хотя тогда я этого и не понимала. Однажды меня послали с таким же заданием в Джакарту, и один из будущих курьеров попросился поехать со мной, заскучав в нашем шикарном отеле. Это был молодой парень из Чикаго, который обожал гот-культуру, но при этом следил за собой и выглядел вполне привлекательно. В городе мы попали в пробку. Нас окружал типичный для мегаполиса Юго-Восточной Азии пейзаж: было жарко, прямо на обочинах были выставлены на продажу клетки с лающими щенками, повсюду бродили люди. У светофора на улице лежал нищий и просил подаяния. На солнце его кожа стала почти черной, ног у него не было. Я уже начала было опускать свое стекло, чтобы дать ему немного денег из тех сотен тысяч рупий, которые мы везли с собой.

Мой компаньон ахнул и откинулся на сиденье.

– Не надо! – вскричал он.

Я презрительно взглянула на него. Наш таксист взял у меня деньги и из своего окна протянул их нищему. Дальше мы поехали молча.

Свободного времени у нас было предостаточно. Мы выпускали пар в пляжных клубах Бали, бильярдных Джакарты и ночных клубах вроде «Танамура», которые по своему назначению граничили с борделями. Мы с Норой ходили по магазинам, посещали косметологов и путешествовали по Индонезии – только вдвоем, без мужчин. Иногда мы ссорились.

Отправившись на Кракатау, мы наняли гида, чтобы он провел нас по склонам, покрытым густой тропической растительностью. Было жарко и влажно, с нас катился пот. Мы остановились на обед у красивой реки неподалеку от водопада. Искупавшись голышом, Нора взяла меня на слабо, сказав, что я ни за что не спрыгну с водопада, который был по меньшей мере футов тридцать пять высотой.

– Здесь кто-нибудь когда-нибудь нырял? – спросила я нашего гида.

– О да, мисс, – улыбнувшись, ответил он.

– А ты нырял?

– О нет, мисс! – все так же улыбаясь, воскликнул гид.

И все же мне не хотелось прослыть слабачкой. Раздевшись догола, я полезла на скалу, показавшуюся мне самым удобным трамплином. Водопад ревел у моих ног. Далеко внизу бурлила мутно-зеленая вода. Мне было очень страшно, и все это уже не казалось такой прекрасной идеей. Но скала была скользкой, и, попытавшись несколько раз слезть с нее боком, словно краб, я поняла, что все же придется прыгнуть. Другого выхода не было. Собравшись с силами, я оттолкнулась от скалы и с визгом полетела вниз. Я рассекла своим телом поверхность воды, погрузилась в зеленые волны и вскоре со смехом вынырнула. Через несколько минут прыгнула и Нора.

Вынырнув, она прокричала:

– Ты сумасшедшая!

– То есть ты бы не прыгнула, если бы я испугалась? – удивленно спросила я.

– Да черта с два! – ответила она.

И в эту минуту мне стоило бы понять, что доверять Норе нельзя.

Казалось, Индонезия таила в себе неисчерпаемые красоты, но было в ней и кое-что печальное. Никогда прежде я не видела такой ужасной бедности, как в Джакарте, или столь неприкрыто работающего капитализма, как на гигантских фабриках и в барах отелей, где вечно слышалась плавная техасская речь выпивающих друг с другом руководителей нефтяных компаний. Можно было целый час общаться с приятным британским дедушкой, обсуждая прелести Сан-Франциско и слушая истории о породистых грейхаундах, ждущих его в Великобритании, а потом, при обмене визитками, он вполне мог заявить, что вообще-то торгует оружием. На закате я поднималась на лифте на крышу отеля «Джакарта Гранд Хайят» и принималась наматывать круги по проложенной сквозь заросший сад дорожке, а с минаретов мечетей, раскиданных по всему городу, до меня доносились голоса муэдзинов, призывающих мусульман к молитве.

В эту минуту мне стоило бы понять, что доверять Норе нельзя.

Прожив в Индонезии несколько месяцев, я с радостью и в то же время с печалью попрощалась с ней и отправилась обратно на Запад. Я соскучилась по дому.

Четыре месяца я беспрестанно путешествовала с Норой, время от времени на несколько дней заезжая в Штаты. Мы жили в постоянном напряжении, хотя порой нам и становилось невыносимо скучно. Мне было нечем заняться, кроме как отправляться вместе с Норой на все ее встречи с курьерами. Я одна бродила по улицам незнакомых городов. Знакомясь с миром, я чувствовала себя оторванной от него, как человек без цели и места в жизни. Не таких приключений я жаждала. Я лгала своей настоящей семье и начинала уставать от своей «семьи» наркокурьеров.

Однажды, когда я ненадолго приехала в Штаты, чтобы повидаться с родственниками, которые были полны подозрений, Нора позвонила мне и сказала, что я должна встретить ее в Чикаго. Аэропорт О’Хара считался «безопасным», что бы это ни значило, поэтому туда и поступали наркотики. Я встретилась с Норой в отеле «Конгресс» на Мичиган-авеню. «Ну и дыра», – подумала я. К этому времени я уже привыкла к комфорту «Мандарин Ориенталь». Нора была немногословна и объяснила мне, что на следующий день я должна полететь в Брюссель с чемоданом денег. Она должна была пойти на это для Аладжи, а я должна была пойти на это для нее. Она никогда прежде меня ни о чем не просила. В глубине души я чувствовала, что давно подписалась на это, и не могла сказать нет. Мне было страшно. Но я согласилась.

В Европе стало тяжелее. Норе было все сложнее поддерживать бизнес, она частенько рисковала курьерами, и это пугало. В Бельгии к нам присоединился ее партнер Джек, и все пошло под откос. Джек казался мне алчным, опасным и распутным, и я видела, что Нора доверяет ему гораздо больше, чем печется обо мне.

Напуганная, я почти ни с кем не говорила. Мы переехали из Бельгии в Швейцарию. Я одна бродила по Цюриху, пока Нора с Джеком выстраивали свои схемы. Три раза подряд посмотрев «Пианино», я была рада, что хотя бы этот фильм переносит меня в другое время и место и заставляет что-то чувствовать.

Когда Нора без обиняков велела мне перевезти наркотики, я поняла, что больше не представляю для нее никакой ценности и должна приносить доход. Я послушно «потеряла» паспорт и получила новый. Нора напялила на меня очки, жемчуга и пару страшных лоферов и тщетно попыталась замазать тональным кремом татуировку на моей шее. Мне было велено сделать консервативную стрижку. В субботу днем я попала под холодный дождь, пока искала парикмахера, который сможет превратить мои отросшие светлые локоны в нечто более презентабельное, и нырнула в крошечный салон, уже пятый за день. В предыдущих четырех меня встретили по-швейцарски холодно, но здесь я услышала знакомый акцент:

– Вам помочь?

Я чуть не расплакалась, увидев в салоне милого парня. Его звали Фенвик, он родился в одном из южных штатов и был похож на Теренса Трента д’Арби. Он помог мне снять промокший плащ, усадил в кресло, принес чашку горячего чая и сделал стрижку. Когда я пыталась объяснить, что мне нужно, он слушал меня с интересом и удивительной чуткостью. Сам он рассказал о Новом Орлеане, мы поговорили о музыке и Цюрихе.