Антония Байетт - Чудеса и фантазии (сборник)

Наконец Гарри и Джек вместе с другими молодыми мужчинами отправились в сторону деревни – посмотреть вблизи, велики ли разрушения. Вскоре оказалось, что впереди – только стена зловонного дыма и пламени, она растянулась по пастбищам и полям, и только огромные головы виднелись за этим дымом как страшные бугры или скалы. Они теперь будто расползлись дальше друг от друга, чем прежде. Расходились в стороны, как рукава в устье разлившейся реки. Джек сказал Гарри, что навряд ли от деревни что-то осталось. Тот лишь ответил рассеянно, что в дыму как будто мелькают животные. Вгляделись – там были свиньи и поросята, они визжали и в страхе метались из стороны в сторону, один вдруг вырвался из дыма и с визгом и пыхтением устремился прямо к братьям. «Борис!» – позвал Гарри и побежал за боровом, который с диким хрюканьем кинулся снова в дымную тьму. Джек некоторое время видел две черные как сажа фигуры – свиньи и человека. Из тьмы раздался чудовищный сосущий звук, и судорожно изверглось облако горячих паров и густой сноп огня. Силы оставили Джека, он почувствовал, что теряет сознание. Когда он очнулся, вся его кожа была покрыта липким прахом и в ушах раздавалось бурление, доносившееся словно из чрева чудища.

Сначала он решил, что не сумеет подняться, останется лежать на пути громадной пасти и та поглотит его заодно с полем и живой изгородью. Но тут же нашел в себе силы перекатиться и понемногу, ползком и переваливаясь с боку на бок, цепляясь за дерн и кусты, смог несколько отдалиться от гигантского червя. Там, под колючим кустом, чуть дыша, он пролежал много часов, а после, больной и разбитый, с огромным трудом поднялся и вернулся из последних сил в лесной лагерь. Он надеялся, что и Гарри вернется, но не очень-то удивился, когда тот не пришел.

Снова потянулись недели и месяцы, в воздухе все так же висела пепельная пыль, с неба сыпались головешки. Одежда людей и даже кожа насквозь пропахла червячьим духом, но мало-помалу жуткие туловища продвигались куда-то дальше, прочь. Тащились поперек лугов и полей, оставляя за собой изрезанную, сплошь безжизненную каменистую поверхность. С ближних возвышенностей стало видно, что чудища ползут бок о бок к озеру; спустя сколько-то дней они достигли его песчаного берега. Не сомневаясь, не сворачивая, движимые какой-то непреложной природной тягой, каким-то механическим побуждением, начали они вползать в чистую прибрежную синь. Так жабы, черепахи и другие твари уходят в свой водоем для продолжения рода. Едва эти огромные раскаленные головы коснулись воды, она вокруг них вся вскипела, словно в котле, бурля, пузырясь, исходя паром и брызгами. Головы постепенно скрылись, но длинные туловища меж тем еще долго, час за часом, извиваясь и набухая, втягивались в озеро. Под конец уже только одни их тупые уродливые хвосты виднелись над водой, но вот и они пропали. Настал день, когда все уверились, что явление чудищ – в прошлом. Как и тогда, когда они являлись из-за горы, осознанье пришло не сразу; но дело обстояло именно так: черви исчезли в водах озера, удалились в его толщу. Остались лишь грубые вдавлины на берегу – отметины от грузных тел – да ожоги на земле от огненного дыхания, поваленные деревья, пожухшая листва.

Люди пошли взглянуть издалека на деревню, и их взору предстали сплошные разрушения. На месте домов развалины, деревья вывернуты с корнем, земля опалена, изранена, дымящимся пеплом усыпана. Подошли ближе, стали ворочать бревна и кирпичи. Некоторые, как это всегда бывает, находили посреди пепелищ драгоценные или обычные предметы, кто – монетку, кто – разорванную пополам книгу, кто – измятую кастрюлю. Возвращались потихоньку те, кто пропал еще тогда, в первые часы бегства, – с обожженными лицами, спаленными бровями. Кто-то так и пропал навсегда.

Джек и Ева вернулись вместе. Где искать остатки своего дома, поняли не сразу. Обходили груды кирпича одну за другой и вдруг увидели – вот же он, стоит целехонек. Червячий след прошел чуть в стороне, прямо вдоль забора, причем и забор даже не покосился. Нетронут был и весь садик, веранда. Двери-оконца на месте, все цело. Только запылено летучим пеплом. Джек поднял камень, которым обыкновенно придавливал ключ. Вот и ключ тут, словно ничего не случилось. Зашли в дом. Мебель стоит, цела: столы, стулья, шкаф, печка дожидается. У тыльной стены, возле окошка с видом на склоны гор и снега в вышине, – Евин ткацкий стан с почти доделанным ковриком.

Под дверью на двор послышалась возня и хрюканье. Отворили, а там – Борис. Побитый, поникший, пахнет от бедняги жареной свининой, и всю щетину пожгло огнем. Но в глубоко посаженных глазках сияет радостное узнавание. Выходит, избежал он – чудом ли, случайно или по воле судьбы – смертоносного дыхания и огненных языков. Может быть, и Гарри появится? Ждали день, другой, месяц, и даже через год его еще ждали, несмотря ни на что. Но он не вернулся.

Ева взяла со стана коврик, очистила его. Он лишь слегка подернулся пеплом, окна-то ладные, пыль почти не проникла. Ева глядела на коврик так, будто впервые в жизни видит эти цвета: красный, синий, черный, желтый. И при этом испытывала острую радость, точно старых друзей встретила. Что, если бы эту комнату через пару тысяч лет нашел какой-нибудь археолог? Увидел бы этот коврик на кроснах и восхитился бы тем, как хорошо сохранилась работа. Многое воображая, с трепетом размышлял бы о секретах ремесла, о неизменных повседневных заботах – как-то жили тут, вокруг этих предметов? Ева дивилась теперь своей работе, этому недотканному коврику, незаконченному дереву с беззаботными фазанчиками и толстыми кружка́ми гранатов, руки вспоминали упрямую твердость деревяшек, костяного челночка, упругость натянутых шерстяных нитей. Сейчас оживало к тому же ее собственное прошлое, будто впервые потрясало и трогало ее, прошлое матери, бабушки. Ева вспоминала, как хорошо иной раз шла работа и как во все остальное время от неуверенности, напряжения и волнения едва слушались нескладные пальцы.

Джек, не веря своим глазам, счастливо прохаживался по дому. В одни окна он видел разрушенную деревню, в другие – вечные горы. Обнимали спасшегося, возвращенного к жизни Бориса, поглаживали его по теплым бокам, касались мокрого пятачка. Чудо, нежданная радость – полная противоположность тяжелой тоске; чувства эти посещают иных людей только после настоящего горя и больших утрат. Мне верится, что, узнав эти чувства, нельзя их забыть, они райскими отблесками освещают жизнь даже в тяжкие времена и в таких местах, где света ждать, казалось бы, неоткуда.

Деревню отстроили заново. Вокруг чудом устоявшего дома со всеми уцелевшими вещами брата и сестры поднялись теперь новые дома. В новых садах курчавилась молодая зелень и расцветали цветы, тянулись к солнцу юные деревца.