К.-А. Такер - Одна маленькая ложь

– Значит, я больше не нуждаюсь в лечении? То есть я хочу сказать, что изменила свои привычки. И если не прекращу ходить по вечеринкам, то скоро вам придется лечить меня от алкоголизма.

Доктор Штейнер раскатисто хохочет. Потом приступ веселости проходит, доктор молча смотрит на свою чашку и задумчиво водит по ободку указательным пальцем.

А я начинаю нервничать. Доктор Штейнер редко так подолгу молчит.

– Думаю, тебе нужно жить так, как ты считаешь нужным, – тихо говорит он. – Мне больше не надо говорить тебе, что делать и как развлекаться. Ты должна сама принимать все решения.

Я откидываюсь на спинку скамьи, с облегчением перевожу дыхание, и на меня нисходит странное спокойствие. Доктор Штейнер уходит из моей жизни так же стремительно, как в нее вошел.

– Похоже, Кейси была не права, – говорю я скорее самой себе и ощущаю, как с меня сваливается груз, о котором я и не подозревала.

Раздается тихий смех.

– А, твоя сестра… – Он переводит взгляд на группу проезжающих мимо велосипедистов. – Когда Кейси впервые пришла ко мне, я сразу подумал о тебе, Ливи. Правда. Я задался вопросом, как тебе удалось справиться со всеми этими обстоятельствами. Но я был полностью поглощен Кейси и Трентом, а ты словно бы ехала сама по себе прямою дорогой. Даже когда весной Кейси пришла ко мне побеседовать о тебе, у меня были сомнения. – Доктор Штейнер снимает очки и трет переносицу. – Именно такие пациенты, как она, – в таком же угнетенном состоянии – облегчают мне работу.

Хмурю брови, силясь понять его слова.

– Но ведь я же не такая, как Кейси? – спрашиваю я и слышу, что голос у меня чуть дрожит.

Доктор Штейнер качает головой.

– Нет, Ливи. Хотя во многом вы на удивление похожи, в таких вещах вы очень разные.

– Правда? А я всегда считала, что мы с ней полные противоположности.

Он усмехается.

– Вы обе на редкость упрямые и сообразительные. Конечно, внешне ты более мягкий человек. Твоя сестра не скрывает свой темперамент, а ты… – Он чуть выпячивает губы. – А ты, Ливи, несколько раз удивляла меня своими выходками. А меня удивить нелегко.

Слежу за велосипедистами, они уже на другой дорожке, думаю над словами Штейнера и чувствую, что чуть заметно улыбаюсь. Меня еще никто не сравнивал вот так с моей сестрой. Я всегда была упорной, ответственной. Надежной. Осторожной, спокойной и выдержанной. Моя сестра как бенгальский огонь. В душе я всегда ей завидовала.

И я думаю о прошедшем лете, когда мне пришлось делать вещи, о которых я и помыслить не смела. В большинстве случаев рядом была Кейси, ничуть не заботясь о том, что может попасть вместе со мной в неловкую ситуацию.

– Да, это лето было познавательным, – признаюсь я с улыбкой. Поворачиваюсь к седовласому доктору и задаю вопрос, на который он раньше мне не ответил: – А почему вы заставляли меня делать все эти безумные вещи? Зачем это было нужно?

Он молчит, словно решая, что мне сказать.

– А ты поверишь, если я скажу, что делал это исключительно ради собственного удовольствия?

– Может, и поверю, – честно говорю я, и он ухмыляется. – Нет, я серьезно. Вы заставляете меня ходить на «быстрые свидания», но я не понимаю, какая польза от танцев «змейкой» или от сквернословия. Скорее это вызывает обратный эффект. Ну, понимаете… как бы наносит психологическую травму.

Доктор Штейнер скептически хмыкает.

– Не понимаю, каким образом тебя могли травмировать танцы.

Я приподнимаю бровь.

– А вы сами бывали на подобных мероприятиях? Да еще с моей сестрой?

Он закатывает глаза.

– Только не надо драматизировать. Вряд ли бы случилось так, что…

– У нее был микрофон! – перебиваю его я. – И она решила устроить импровизированный аукцион и продать свидание со мной! – Хорошо еще, что с нами была Шторм и держала ее в рамках… Я невольно закрываю рот ладонью, вспомнив самый острый момент. – А потом Кейси что-то подсыпала мне в напиток. – Доктор Штейнер ухмыляется, а я трясу головой. – К счастью, я сразу заметила. Иначе кто знает, что могло бы случиться. – Откидываюсь на спинку скамьи и бормочу себе под нос: – Попалась бы ковбою или механическому быку или еще черт знает кому. Получила бы клеймо на задницу.

Доктор Штейнер снова разражается хохотом, и через несколько секунд я тоже от души смеюсь вместе с ним.

– Ах, Ливи! – Он снимает очки и смахивает слезинки. – Дело ведь было не в том, что я просил тебя сделать. А в том, с каким задором ты бросалась выполнять каждое мое задание. – Он смотрит на меня с искренним удивлением и говорит с усмешкой: – Я все ждал, когда же ты меня пошлешь куда подальше, но ты исправно отвечала на мои звонки, выполняла все самые безумные мои просьбы, и выполняла с блеском!

Смотрю на него, наклонив голову набок.

– Так вы понимали, что они безумные?

– А ты нет? – Штейнер качает головой и грустно улыбается. – За это лето, Ливи, я узнал о тебе очень много. Из наших с тобой бесед. И по тому, как ты выполняла мои задания. Все лето я собирал информацию. – Он умолкает и чешет щеку. – Ливи, ты добрейшее создание. Ты так остро реагируешь на чужую боль. Ты словно бы ее впитываешь. Несмотря на твою удивительную застенчивость, ты сделаешь все и даже больше, лишь бы не подвести. Ты не любишь проваливать экзамены и не любишь подводить людей. Особенно тех, кого уважаешь, кто тебе небезразличен. – Он прикладывает ладонь к сердцу и наклоняет голову. – Я тронут, искренне.

Опускаю голову и чувствую, что краснею.

– А еще я узнал, что, хотя ты относишься с пониманием к несовершенствам других, ты крайне строга к самой себе. Думаю, если ты совершишь ошибку, ты просто заболеешь. – Доктор Штейнер сцепляет пальцы в замок. – А знаешь, какое у меня самое большое открытие? Причина, по которой я хотел поговорить сегодня с тобой лично… – Он вздыхает. – Похоже, ты живешь по определенному плану. Ему подчинено все, для тебя он почти как религия. Это стремление жить по плану руководит всеми твоими решениями, как сегодняшними, так и будущими. Ты не ставишь его под сомнение, не проверяешь. Просто следуешь ему. – Проведя пальцем по ободку своей чашки, он говорит еще медленнее: – Думаю, составить этот план тебе помогли родители, и теперь ты держишься за него изо всех сил. Словно таким образом хранишь им верность. – Он замолкает, а потом говорит совсем тихо: – И я думаю, что этот план тормозит твой рост и подавляет тебя как личность.

Я часто моргаю, пытаясь переварить, как разговор так стремительно перешел от механических быков к моему замедленному взрослению.

– Что вы говорите? – спрашиваю я сдавленным голосом. Это что, диагноз? Доктор Штейнер ставит мне диагноз?

– Ливи, я говорю, что… – Он в задумчивости умолкает, а потом продолжает снова: – Я хочу сказать, что пришло время выяснить, кто ты на самом деле.