Коллектив авторов - Времена и нравы (сборник)

Сынок опять уезжает в дальние края. Лун Шанъин в последний раз приготовила ему завтрак: порезала постное мясо, выбрала лучшие куски и нажарила большую плошку, затем поджарила яичницу из двух яиц до золотистой корочки. Она изо всех сил старалась придумать завтрак посытнее. Пока она хлопотала на кухне, звеня посудой, в уголках глаз вдруг навернулись слезы. Лун Шанъин смахнула их тыльной стороной руки и пошла за водой.

Го Жуйжэнь привык с утра пораньше пройтись по полю, что-то поделать по мере надобности, глядя, как над их домом поднимается, а потом рассеивается дым от готовки. В этот момент солнце встает на востоке и освещает вдалеке место слияния трех рек, и тогда Го Жуйжэнь вскидывает мотыгу на плечо и идет домой завтракать. Утром можно размяться, воздух прохладный и свежий, да и настроение прекрасное, утро – самое радостное время суток. Если дел нет, то все равно нужно поглядеть, как там посевы, а еще посмотреть на горные пики, вечно стоящие на страже на краю деревни, тогда Го Жуйжэнь испытывал чувство удовлетворения и спокойствия. Все жители Хуанбаобао привыкли рано вставать и рано ложиться, как говорится, с восходом – вставай, после заката – отдыхай, испокон веков и поныне деревня живет по такому обычаю. Вернувшиеся с заработков односельчане живут не так. Они не поднимут свой зад с кровати, пока солнце не будет палить вовсю, а вечером тоже не хотят так рано ложиться – смотрят телевизор, ищут себе компанию для игры в мацзян и играют на деньги. Чем больше играешь, тем больше окружающие тебя уважают. В ходе игры каждый ведет себя как важная шишка, один другого жестче.

Го Жуйжэнь сегодня намеренно не пошел на поле. Сегодня он, словно бездельник, праздно смотрел по сторонам, ждал, когда Го Юнь проснется. Он не хотел его будить, поскольку знал, что сыну еще предстоит несколько сотен километров трястись в автобусе дальнего следования, потом посреди ночи пересаживаться в Гуйяне на поезд, не спать до утра, поскольку иногда народу так много, что даже присесть некуда и приходится ехать стоя. Те, у кого со здоровьем не очень, такое и не сдюжат. Эх, нелегко даются деньги на чужбине!

Когда сын возвращается, то в доме бурлит жизнь, а когда он уезжает, то дом пустеет. Старикам только и осталось, что бесконечно ждать. Иногда Го Юнь приезжал только раз за два-три года – жалко было тратить деньги на дорогу. Внутри застывали мысли и тревоги, нагромождавшиеся день ото дня. Когда человек стареет, то надеется, что дети будут рядом. Хорошо хоть в этот раз Го Юнь перед отъездом обещал вернуться на Новый год. Но у Го Жуйжэня на сердце было неспокойно, плач сына, который он слышал в тот вечер, вызывал дурные предчувствия, которые занимали ум, и невозможно было от них избавиться.

Как-то утром старик побродил по полю, а потом на цыпочках прокрался в дом взглянуть на спящего сына. Тот спал безмятежно, совсем как в детстве, и у отца от любви защемило сердце. Когда это его сердце стало таким нежным? В старости вспоминаешь детство своих детей. Человек стареет и начинает ностальгировать по прошлому.

Го Юнь проснулся, прополоскал рот, умылся, еще раз проверил, все ли взял. Обнаружил в кармане три тысячи юаней. Это те самые деньги, что он дал родителям. Го Юнь взял деньги и пошел к матери. Мать уже приготовила завтрак и накрывала на стол. Когда она увидела деньги в руках сына, то сразу поняла, что он задумал, и, поставив чашку, сказала:

– Ты должен взять эти деньги с собой. Мы-то истратим. Но и без них проживем, за столько лет уже привыкли, разницы никакой, а тебе на строительство дома нужны деньги, так что забирай. Если оставишь дома, то случись что, и истратим.

Го Юнь возразил:

– Случись что-то чрезвычайное, авось и пригодятся. Если не истратите, то я вернусь и заберу, а с собой возить небезопасно.

Мать ответила не терпящим возражений тоном:

– Дома мы их не сохраним. У родственников или друзей беда какая – вот и нет денег.

Го Юнь понял, что ему мать не переспорить, вытащил из пачки две сотенные купюры и вложил матери в руку со словами:

– Это на домашние расходы, а то дома нет ни копейки. Счетчики вон не установлены.

Поколебавшись немного, Лун Шанъин деньги все же взяла, а потом сходила в спальню и сунула их в одежду, лежащую на дне деревянного сундука.

Легкая утренняя дымка рассеялась, накануне осени на Юньнань-Гуйчжоуском нагорье стало хоть чуточку прохладнее. Только что взошедшее солнце закрыли облака, выплеснувшиеся из горной долины. Родители и сын покинули Хуанбаобао и направились в сторону уездного города. Деревенские собаки запомнили Го Юня, больше не лаяли, а виляли хвостом и пробежали за ним часть пути.

В деревне жило много их однофамильцев. Деревенские только что позавтракали и, стоя в воротах, здоровались с Го Юнем:

– На заработки?

На это Го Юнь отвечал односложно:

– Ага.

Такую картину в Хуанбаобао можно увидеть чаще других. Несколько десятков лет назад деревенские редко куда уезжали, а если уезжали, то либо в армию, либо учиться, либо проведать родственников. Вечером перед отъездом почти вся деревня заглядывала попрощаться, уезжающему желали счастливого пути, обсуждали обычаи того края, куда он отправлялся. В те времена это было значимым событием для всей деревни, а теперь стало обыденным делом, окликнут тебя – и на этом все. Только у Лун Шанъин глаза были на мокром месте, она то и дело вытирала их полотенцем. Го Жуйжэнь сердился, что жена вообще пошла провожать сына.

Они потихоньку прошли первый километр. Го Юнь с огромным плетеным мешком за спиной шагал впереди, Лун Шанъин несла маленькое красное пластиковое ведерко, в которое сложила мясо с перцем, пожаренное с утра. Всю дорогу она без конца давала советы, Го Юнь отвечал лишь «ага, ага». Го Жуйжэнь с дорожной сумкой молча плелся сзади. Они проводили сына до автовокзала, родители помогли загрузить багаж в автобус, еще раз попросили в дороге быть поосторожнее и на Новый год возвращаться домой.

Автобус тронулся. Го Юнь махнул родителям рукой:

– Возвращайтесь. Со мной все в порядке.

Автобус свернул и поехал по улице. Солнце уже светило так ярко, что резало глаза, а здания отбрасывали на улицу тени, нагромождавшиеся друг на друга. Автобус удалялся, а потом стал таким маленьким, что уже и не разглядеть, и его загородили другие машины. Только тогда Лун Шанъин вытерла слезы с лица и побрела вслед за мужем в Хуанбаобао.

Журналист поселил стариков в отеле. Это была высотка с лифтами. Го Жуйжэнь, когда сел в лифт, не понял, зачем вообще было заходить в этот металлический ящик, а когда двери закрылись, немного напрягся. Журналист объяснил, что это лифт, так можно подняться на седьмой этаж, где они живут. Когда лифт поехал вверх, старик так перепугался, что уперся обеими руками в стенки, думал, что упадет. Лун Шанъин не поняла, почему у нее закружилась голова, а когда лифт приехал на седьмой этаж, она была уверена, что они все еще на первом, двери открылись, но вестибюль исчез, вместо него тянулся коридор, и Лун Шанъин перепугалась.