Даниэла Стил - Ночь волшебства

Когда Валерия тем вечером пришла домой с работы, напряжение, повисшее в их доме, можно было резать ножом. Она почти не разговаривала с Жаном Филиппом после того, как он сообщил ей о Пекине. Отправив детей спать, они поужинали в полном молчании. Жану Филиппу казалось, что таким образом жена наказывает его, хотя после того скандала она сказала, что ей надо подумать. И тем не менее ничего не обсуждала с ним, хмурилась, будто прикидывала в уме все «за» и «против» того или другого варианта, решив не отвлекаться на остальные темы, казавшиеся ей сейчас малозначительными.

Их дети были еще слишком малы, чтобы понять причину разлада, царившего в доме, но инстинктивно чувствовали возникшее между родителями напряжение. Окончательное решение вопроса о переезде неизбежно должно было так или иначе отразиться на детях. Валерия считала далеко не идеальным воспитание западных детей, росших в Пекине. Даже если никакие другие аспекты не станут помехой, все равно загрязненность воздуха ужасала, жизненные условия были тяжелыми, поэтому большинство западников не брали детей с собой в Пекин. Детям Валерии и Жана Филиппа было пять, три и два года. Валерия беспокоилась о медицинском обслуживании для них, о риске подхватить какую-нибудь заразу. Убеждая жену переехать в Китай, Жан Филипп приводил примеры, когда другие семьи перебирались туда, и это расширяло горизонты их детей с малых лет. Однако она мучилась сомнениями.

Валерию останавливало еще и то обстоятельство, что мир моды был неумолимой и крайне изменчивой средой, и она вряд ли так просто могла бы вернуться туда спустя три и тем более пять лет. Валерия не была готова отказаться от всего достигнутого. Временами она удивлялась, как Жан Филипп мог даже предложить ей такое. И хотя понимала, что он исходил из общих интересов их семьи, не могла не сердиться на него за желание перевернуть всю ее жизнь с ног на голову.

После первого известия о возможности смены работы он пытался несколько раз поговорить с ней, но она непременно отказывалась.

– Почему бы нам просто не обсудить это? – спросил он, заканчивая ужин и умоляюще глядя на нее.

– Потому что я не хочу. Я не желаю, чтобы ты давил на меня! – вспылила Валерия. – Мне необходимо обдумать это все без твоего воздействия.

– Но я не собираюсь уговаривать тебя или заставлять ехать туда, – рассудительно произнес Жан Филипп, но она не хотела слушать его, потому что не верила ему.

– В самом деле? – Валерия посмотрела на него и положила вилку на стол. – А вот мне сдается, что ты только и ждешь, чтобы я просто согласилась. Это не будет моим решением, Жан Филипп. Ты просто не оставляешь мне выбора. Отправиться вместе с тобой в такое место, которое я уже готова ненавидеть, и при этом поставить крест на своей карьере, либо остаться здесь, и тогда ты будешь всю жизнь корить меня за упущенную возможность. Ты зарабатываешь больше, чем я, и мне уже стало казаться, что ты имеешь и более весомый голос в нашей семье. Но я не думаю, что так уж честно противопоставлять его моему. А что, если мы не приживемся там, или дети начнут болеть, или ты не получишь тех денег, которые так тебя привлекают сейчас? Тогда что?

– Тогда мы вернемся домой, – негромко ответил он.

– И к этому времени я потеряю работу. Мне потребовалось тринадцать лет, чтобы занять высокое положение в «Вог». Почему я должна отказаться от всего этого? Только потому, что ты зарабатываешь больше, или потому, что ты мужчина?

– Мы сделали бы это для нашей семьи, Валерия. Ради нашего будущего. Это будет большой шаг вперед для всех нас. Надеюсь, ты понимаешь, что я прав. Время сейчас работает на нас, рынок развивается, я могу сделать состояние.

– Но нам не нужно состояние, – серьезно произнесла она. – Нам вполне хватает того, что есть.

– Тогда пусть это будет наше окончательное решение. Я просто получил шанс зарабатывать больше и отверг его. Возможно, когда-нибудь мы снова получим такой шанс. Но я не смогу зарабатывать так много во Франции или даже в Штатах, – сказал Жан Филипп, хотя никогда даже не думал перебраться за океан: они полностью укоренились во Франции, и она им очень нравилась.

– Почему деньги должны управлять нашей жизнью? Раньше ты никогда не допускал подобного. И это одна из причин, по которой мне нравится здесь жить. Да и что нас ждет в Пекине? Мы же не китайцы, для нас это совершенно другая культура, да и далеко не простой город. Все такого же мнения. И ты хочешь принести все это в жертву деньгам, которые там заработаешь? Я совершенно не уверена, что тоже хочу этого.

– Значит, мы не поедем, – сказал он, подводя итог нелегкому разговору.

Жан Филипп чувствовал себя побежденным ее аргументами, в особенности связанными с детьми, и не мог отрицать их справедливость. Ему не хотелось лгать ей. Он понимал, что они упускают хороший шанс, что те, кто приглашал его, надолго запомнят этот отказ, но не хотел расстраивать жену.

Валерия, все еще сидевшая за компьютером, пожелала ему спокойной ночи, когда он отправился в постель. Она уже несколько дней не целовала его, а ночью превращалась в злобную фурию, готовую обвинить его в чем угодно. Никогда ранее Валерия так не вела себя, но сейчас чувствовала, что не только вся ее жизнь, но и их брак висят на волоске. Что случится, если они станут перетягивать канат каждый в свою сторону? Ничто в пекинском предложении не привлекало ее, но Жан Филипп отчаянно хотел получить эту работу. Она понимала, что между ними началась война, отравляющая их отношения. Они оба чувствовали, как построенный ими мир распадается на части. Из союзников и единомышленников они в один миг превратились во врагов, что абсолютно немыслимо в их прежней совместной жизни. И каково бы теперь ни было их решение, один из них обязательно проиграет, а то и вся семья окажется в проигрыше.

В пятницу после полудня, когда Шанталь поднималась на борт самолета, который должен был унести ее в Берлин, думать она могла только о предстоящей встрече с младшим сыном. Она везла его любимые деликатесы, два новых свитера, поскольку то, в чем она его раньше видела, выглядело ужасно, а также несколько книг, которые, как ей казалось, он был бы рад прочитать. Она даже захватила с собой набор инструментов, чтобы сын мог сделать у себя хотя бы небольшой ремонт. Шанталь всегда следила за всем в доме, и ее дети неизменно добродушно посмеивались над подобной чистоплотностью. Эрик был единственным, кто ценил это и любил, когда мать опекала его. Ей было крайне жаль, что художественное сообщество Берлина было куда более авангардным, чем в Париже, и профессионально Эрик ощущал себя счастливее именно там. Он чувствовал, что со своим искусством будет куда более нужным в Берлине, невольно лишая тем самым мать столь необходимого ей общения с ним.