Джин Пендзивол - Дочери смотрителя маяка

Наконец возвращается Марти. Я не видела его с того момента, как он оставил меня здесь со скребком, но меня не проведешь. Я знаю, что он наблюдал за мной все это время. Уверена, что медсестра Энн Кемпбел, исполнительный директор, тоже поглядывала на меня в окно.

– Это только начало, – все, что говорит Марти.

Он берет ведро, выливает воду в кусты и возвращается в здание, я следую за ним, неся остальные инструменты. Я снимаю комбинезон и вешаю его на крючок. Мои ботинки покрыты хлопьями краски.

– В следующий раз тебе лучше надеть другую обувь. – Марти, стоя ко мне спиной, вешает свою клетчатую куртку на крючок рядом с комбинезоном. Не поворачиваясь ко мне, он добавляет: – Увидимся во вторник.

Гребаная трата времени.

Я попросила одну из санитарок вывезти меня на улицу в кресле-коляске. День слишком красив для того, чтобы провести его в ловушке бетонных стен, с солнечным светом, просачивающимся сквозь стекло. Мне нужно, чтобы свежий воздух и солнечные лучи наполнили мое хрупкое тело, это будет поддерживать меня в течение долгих зимних месяцев.

Полагаю, я могла бы и сама выйти на воздух, используя ходунок, но это становится все сложнее из-за моего пропадающего зрения. Теперь мои глаза различают только призрачные силуэты, танцующие передо мной как ду́хи, отказывающиеся принимать четкую форму. На мне теплая шерстяная куртка для холодной погоды, а ноги плотно закутаны в шерстяной плед. Я надела солнцезащитные очки, которые Марти дал мне еще летом. Теперь мои глаза чувствительны к ветру и свету. Какая ирония!

– Так нормально, мисс Ливингстон? – спрашивает санитарка, прикатив меня под навес.

Она молода. Я узнаю ее голос, но она новенькая, и у меня не получается сопоставить голос с каким-то из лиц, хранящихся в памяти. Я не нуждаюсь в особой помощи, но приятно знать, что есть к кому за ней обратиться, когда она мне необходима.

– Если не тяжело, чуть дальше, на солнце, – отвечаю я. Она делает мне такое одолжение.

Прошлая ночь была беспокойной. Я блуждала между сном и явью, прогуливалась по миру сновидений, где рассудок попадает в плен иллюзий. В этот раз я не видела волка, но чувствовала его горячее влажное дыхание на моей холодной сухой коже. Я отчаянно металась в поисках Эмили, выкрикивая ее имя, но эти звуки лишь тонули в шуме волн, разбивающихся о скалы Порфири. Я скользкими от пота руками рвала ветви, висящие как темные занавески, окутывающие лес. Когда я, вздрогнув, проснулась, мое сердце бешено колотилось.

Еще не время.

Я несколько минут лежу и просто дышу. Когда я встала с кровати, не было нужды включать свет. Я знаю каждый сантиметр моей комнаты с отвратительной точностью. Одноместная кровать, покрытая одеялом, которое мы с Эмили сшили много лет назад из лоскутков ткани, спасенных из мусорной корзины или отрезанных от старых платьев. У дальней стены небольшой комод, в котором хранятся воспоминания целой жизни, сжатые до размеров пары ящиков. Кресло, в котором папа сидел, когда читал газеты; единственное кресло, оставшееся целым и пережившее путешествие из дома смотрителя маяка, когда мы покинули остров. Оно ждало нас, укрытое на чердаке Майлис, почти шестьдесят лет, пока мы с Эмили путешествовали по миру. Бывают дни, когда мне кажется, что я до сих пор чувствую запах дыма, въевшийся в потрепанную ткань.

В одной хлопковой ночнушке и босиком я пересекла комнату и открыла окно. Холодный и сырой ветер ударил мне в лицо. Мои волосы, теперь цвета снежной совы, прилипли ко лбу во время блужданий моего спящего разума. Когда я сажусь в папино кресло, воздух бодрит мое тело, очищая его от остатков сна. Я слышу чистые звуки ночи. Дрожь железнодорожных переездов и скользящих по стрелкам поездов, пока их дизельные двигатели возмущаются от напряжения. Сирена. «Скорая помощь». Кто-то столкнулся с трагедией. Машины. Немного. Уже, должно быть, поздняя ночь. Или очень раннее утро. Не было ветра, который мог бы добавить шорох деревьев в разговор звуков. И тогда я услышала его. Да. Очень слабый, но слышный.

Противотуманный сигнал.

Я какое-то время дремала в кресле, пока мне в моей тонкой сорочке не стало слишком холодно, и тогда я снова забралась под одеяло, ожидая, пока коридоры не заполнятся звуками утра.

Но сейчас середина дня; солнце избавило воздух от сырости и прогрело землю настолько, что я почувствовала насыщенный запах почвы. Дело рук Марти. Он много знает о компосте и дерне. И он отлично разбирается в цветах, так же как и художники из его драгоценных книг. Астры уже, должно быть, цветут, лавандово-фиолетовые с ярко-желтой сердцевиной. Возможно, до сих пор не завяли японские анемоны. И хризантемы, конечно же, расцвели.

Я слышу, как под столиком для пикника ищут крошки воробьи. И есть еще один звук. Кто-то отчищает что-то скребком. И слабое жужжание отдаленной музыки, почему-то напоминающей Моцарта. Ах да! Марти упоминал об этом. Девушка, сказал он, Морган. Испортила забор несколько недель назад и заставила всех трещать без умолку о безделье и неуважительном отношении современной молодежи. Но только не Марти. Он сказал мне в своей лаконичной манере, что рисунок его заинтриговал. Но меня сейчас интригует Моцарт.

Я понимаю, что задремала, когда просыпаюсь от звука шагов, направляющихся по дорожке в мою сторону. Возможно, это санитарка пришла, чтобы вернуть меня в мою комнату. Какая же я старая! Сплю в кресле-коляске, к тому же завернутая в шерсть, как младенец. Я прошла полный цикл?

Раздаются шаги троих человек. Любопытно. Воробьи продолжают щебетать, но уверенное царапанье за забором резко обрывается.

– Мисс Ливингстон. – Голос принадлежит мисс Кемпбел. – Тут два офицера полиции, они хотели бы поговорить с вами. Завезти вас внутрь?

Я должна была узнать звук их шагов. Ботинки у них, должно быть, черные и жесткие, отполированные до блеска.

– Нет. Нет, спасибо, Энн. Уверена, что все, что они хотят сказать, может быть сказано здесь. Присаживайтесь, пожалуйста. – Я киваю в сторону столов для пикника.

– Хорошо. Я буду в своем кабинете, если понадоблюсь. – Мисс Кемпбел удаляется в своей удобной обуви.

– Мисс Ливингстон, я констебль Кен Берри. Это мой напарник, констебль Шерил Кумбс.

Я не протягиваю руку для приветствия. Не хочу показаться грубой, но, исходя из моего опыта, слуги закона редко приходят с радостными вестями.

– Мы только что вернулись после встречи с береговой охраной и… – констебль Берри говорит так, будто с трудом подыскивает нужные слова. – У берега нашли парусную лодку, поврежденную и без людей, в заливе Миддлбран, возле Сильвер Айлет. Название лодки – «Танцующая на ветру». Она зарегистрирована на Чарльза Ливингстона. Вашего брата.