Дж. П. Моннингер - Пойми и прости

– Ты уже когда-нибудь так делала?

Я покачала головой:

– Пока нет, но однажды сделаю. Вообще-то, это может быть любое официальное мероприятие. Любой праздник, куда приходят нарядными. Просто обожаю, когда люди дерутся и толкают друг друга лицом в торт. Ничего не могу с собой поделать. Жизнь была бы слишком скучна без семейных разборок.

– Ах вот в чем дело – ты анархистка. Вероятно, ты будешь примерной гражданкой лет до сорока, а потом войдешь в какую-нибудь опасную группировку и будешь расхаживать по улицам в униформе и с мачете на шее. Тебе нравятся мачете?

– Даже больше, чем ты можешь подумать.

– Значит, Южная Америка.

– Что за радикальное обобщение? У всех в Южной Америке есть мачете?

– Естественно. А ты не знала?

– А какое оружие привлекает тебя?

– Садовые ножницы.

– Ха, садовые ножницы? Почему же?

– Мне просто кажется, что их недооценивают.

– Знаешь, когда ты рядом, мне постоянно хочется тебя ударить. Иногда ты спасаешься, даже не догадываясь об этом.

– Некоторые люди называют это природным очарованием. Или сумасбродством. Зависит от ситуации.

Джек сделал глоток кофе и выглянул из-за стакана. Какая-то часть меня хотела поцеловать его, а какая-то – плеснуть кофе в его самодовольную физиономию. Впервые в жизни меня настолько поразил мужчина – все в нем.

– Сколько тебе лет? – спросила я. – У тебя ведь должна быть какая-то профессия. Ты вообще работаешь?

– Сколько лет ты мне дашь?

– Десять.

Он взглянул на меня.

– Мне двадцать семь, – сказал он. – А тебе сколько?

– Джентльмен никогда не спросит даму о возрасте.

– Думаешь, я джентльмен?

– Думаю, никто в здравом уме не назовет тебя очаровательным.

– Ты не ответила.

– Двадцать два, – сказала я. – Скоро двадцать три.

– Твои родители поздно отдали тебя в школу?

– Нет!

– Наверняка так и было, просто они тебе не сказали. Такое бывает, знаешь.

– Я хорошо училась. Ты ведь сам сказал.

– Конечно, ведь родители дали тебе целый год, поэтому у тебя было преимущество перед одноклассниками. Ты была старше других. Я уже таких встречал. На самом деле это до ужаса несправедливо. Все школьные годы у тебя было преимущество.

– А ты сидел за задней партой? Делал вид, что рисуешь, или был непонятым поэтом? Настолько банально, что у меня аж зубы болят.

– Какую одежду я носил?

– Ах, с чего начать? Джинсы, конечно. И футболка с географическими названиями… Нет, нет, кажется, я поняла. Футболки с логотипом компании «Джон Дир» или что-то типа «Металлическое оборудование». Что-то утилитарное… Или пролетарское. И у тебя были длинные волосы, как сейчас, только ты еще вытаскивал один локон, ну, чтобы он загадочно свисал, ведь ты такой весь таинственный поэт. Я права? Значит, ты был простачком, сыном фермера, но с глубоким внутренним миром. Все это шло в комплекте? Или собрано вручную?

– Никакой сборки.

– А твоей стабильной оценкой была четверка. Возможно, четверка с минусом. К учебе относился хорошо, но несерьезно. Мог пропустить пару домашних заданий, ленился, но читал, и учителей это устраивало. Девушка? Хм-м-м. Хулиганка. Возможно, девчонка, которая пасла овец. Или коз, так даже лучше. От нее пахло духами и навозом, а еще она, как и ты, чудесным образом обожала книги и поэзию. Такая себе Шерон Олдс [1] Американская поэтесса. ( Здесь и далее примеч. ред., если не указано иное. ) .

– Ты прямо видишь меня насквозь. Обжигаешь душу своей проницательностью.

– Ее назвали в честь какого-то растения… Или времени года. Саммер. Хейзел или Олив. А может, Майский Жук.

На какое-то время мы замолчали. Интересно, зашла ли я тогда слишком далеко? Наши глаза встретились. Поезд покачнулся, Джек поднял стакан и осушил его. Казалось, мы вот-вот поцелуемся. Это было неизбежно. Я осознала, что он нравится мне слишком сильно. Но затем вышел парень и закурил, хоть это и было абсолютно противозаконно. Он сказал нам что-то на английском, но я не разобрала ни слова из-за шума. Незнакомец походил на велосипедиста: крепкие ноги и бейсболка с укороченным козырьком. Но я не была уверена в своих предположениях.

За ним вышли два приятеля, одетых примерно так же. «Видимо, у них что-то вроде группового тура», – подумала я и поймала на себе взгляд Джека. Мы внимательно осмотрели друг друга. Он улыбнулся – это была теплая, но немного грустная улыбка. Значит, разговору пришел конец и нужно уходить. Что-то в этом роде.

– Готова? – спросил он, кивая в сторону нашего вагона.

Я кивнула. Вот и все.

За полчаса до Амстердама вернулась Эми, правда, без Виктора. Джек ушел в вагон-ресторан.

– Где граф Дракула? – спросила я.

– Бо-же-мой, – сказала она и плюхнулась рядом со мной.

– Польша завоевана?

– Скажем так, европейские нации снова встретили меня с распростертыми объятиями.

– Ну ты и распутница.

– Не сдерживай свою внутреннюю шлюху, Хезер.

Она изобразила что-то вроде танца и спела какую-то дурацкую песенку. Ее пение разбудило Констанцию. Она привстала и оглянулась вокруг, очевидно, не понимая, где находится. На ее щеке красовался отчетливый след от дорожной подушки. Наконец, осознав, что она в поезде, и увидев танцующую Эми рядом, Констанция заскулила и уткнулась головой в колени.

– Только не это, – сонно пробормотала она.

– В графе Дракуле есть что-то такое, – сказала Эми. – Он очень милый.

– Ты перепихнулась с Дракулой? – спросила Констанция, медленно потирая лицо. – У кого-нибудь есть вода?

– Держи, – сказала Эми, достав рюкзак из-под сиденья и протянув подруге бутылку. – Одна я умираю с голоду?

– Сыр и яблоки, – сказала я.

В этой поездке я была главной по снабжению провиантом. У меня всегда была еда. Иногда, как я и говорила Джеку, я была немного слишком организованна – такое вот наследство от Мамазавра.

– Они не очень далеко?

Я наклонилась в поисках своего рюкзака. Эми достала доску для нарезания в форме груши, которую мы купили спустя неделю после наших путешествий. Она помещалась в рюкзак и стала нашим импровизированным столиком. Мы достали свои швейцарские ножики, я выложила яблоки, французский чеддер, два стебля сельдерея и арахисовое масло. Пришлось поискать получше, чтобы откопать багет – я разломила его надвое, чтобы он не торчал из рюкзака. Вскоре он уже лежал рядом с яблоками.

– Я долго спала? – спросила Констанция.

Она намазала арахисовое масло на ломтик яблока и тут же проглотила его.

– Три, может, четыре часа, – сказала я.

– Что я пропустила? Кто такой этот граф Дракула?

– Поляк, который сидел рядом с нами, – сказала Эми. – Его зовут Виктор. А фамилия звучит так, будто кто-то чихнул. Кстати, он пригласил нас на вечеринку в Амстердаме. Я записала адрес.