Джейсон Мотт - Исцеляющая

Быстро пролистал несколько каналов, цепко глядя на экран. Он знал, что ищет, и, не находя нужного, мрачнел все больше.

– Еще секундочку. Это даже лучше, если ты не сама вспомнишь, а я тебе все покажу. Иначе ты точно не поверишь.

– Уош, ты меня уже достал.

– Цыц! – оборвал он ее, прекратив наконец давить на кнопки.

Передавали новости. На экране женщина в элегантном костюме стояла перед огромной фотографией Эйвы. Понизу была надпись: «ЧУДО-РЕБЕНОК». Следующие несколько минут шли кадры с осенней ярмарки. Самолетик Мэтта Купера кувыркался в небе. Ребятня и взрослые толпились у балаганов и аттракционов, покупали лакомства. Идеальная картинка, полная солнечного света.

Все это Эйва прекрасно помнила.

Биплан взмыл вверх, послышались низкий гул мотора, восторженное аханье человека, снимавшего ролик, и вдруг рокот стих.

Видео оборвалось, на экране вновь появилась ведущая новостей.

Глядя в камеру, она говорила, сколько жертв могло бы быть, о трагедии, которая так и не случилась. Опять показали фотографию Эйвы из школьного альбома, на которой она улыбалась широко и смущенно. Так обычно улыбаешься, когда тебе не нравится, как сидит одежда. Рассказав, где именно были найдены дети, диктор прибавила:

– И тут началось что-то необъяснимое. Эта девочка, Эйва Кэмпбелл, непонятно как исцелила своего друга.

На экране возникло фото Уоша, только что вытащенного из-под завала. Крупным планом показали его рубашку, продранную в том месте, где совсем недавно была ужасная рана.

– Мальчик оказался совершенно здоровым, – подчеркнуто медленно, с профессиональной сноровкой повторила диктор.

– Смотри! – крикнул Уош, тыча пальцем в экран.

Оглянувшись на Эйву, он опять, словно в подтверждение показанного в новостях, приподнял рубашку.

– Ты действительно сделала это. В самом деле сделала! – Его радостная улыбка наполнилась изумлением и страхом.

– Не может быть. – Эйва закрыла глаза и замотала головой. – Это шутка, да?

Воодушевление сползло с его лица.

– Ну-ка привстань, – мягко попросил он, опустил рубашку и, приобняв Эйву за плечи, помог ей сесть, потом спустить ноги с койки. Каждое движение отдавалось болью, Эйва то и дело судорожно охала. Уош тоже морщился, словно чувствовал ее боль.

– Что ты хочешь?

– Не бойся, мы быстро, обещаю. Просто ты должна увидеть это своими глазами.

Они вдвоем пересекли палату, Эйва обнимала Уоша рукой за шею, а он бережно поддерживал подругу за талию. Они добрались до окна, и он усадил ее на широкий подоконник.

– Где мой папа? – спросила Эйва. – Почему его нет здесь?

– Не волнуйся, – ответил Уош, заглядывая ей в глаза. – Думаю, он сейчас как раз пытается справиться с тем, что я собираюсь тебе показать.

– С чем?

– Посмотри туда. – Мальчик кивнул на окно.

Эйва обернулась. Парковка была плотно заставлена машинами и фургонами, вокруг толпился народ с плакатами и видеокамерами. Люди закричали, приветственно замахали руками. Подход к больнице преграждал полицейский кордон, не дававший толпе прорваться внутрь.

– Что там такое? Чего им всем нужно?

– Тебя, – тихо ответил Уош. – Они собрались тут из-за тебя. Невероятно, да? Ты даже представить себе не можешь, как прославился Стоун-Темпл. И как прославилась ты сама. Люди съезжаются отовсюду, лишь бы тебя увидеть. Их сотни, а может, и тысячи.

Действительно, толпа внизу напоминала океан. Там перекатывались волны, вихрились течения приветствий и кивков.

– Поразительно, – протянул мальчик.

– Помоги мне лечь в постель, Уош, – попросила его Эйва.

Боль опять молнией вспыхнула в ней, пустота в животе пульсировала, будто биение сердца. Складывалось впечатление, что у нее ничего не осталось внутри, что ее тело сделалось каким-то неполным. Потом желудок скрутило судорогой, ноги отказались ее держать. Уош не успел вовремя подхватить Эйву, она упала на четвереньки, закашляла. Кашель был тяжелым, лающим, на пол брызнула кровь. Красных брызг становилось все больше и больше.

– Сестра! Сестра! – завопил Уош. – Кто-нибудь! Помогите!

Не переставая звать на помощь, он попытался сам поднять Эйву и затащить на койку.

– Я в порядке, – выдавила она, пока он неуклюже пихал ее на постель.

Кровь на полу она, в отличие от Уоша, вообще не заметила.

– Все будет хорошо, – пробормотал он, услышав приближающиеся шаги.

Эйва закрыла глаза.

– Слушай, прежде, чем сюда придут, – продолжил Уош, – я должен тебя поблагодарить. Спасибо тебе за то… ну… что бы там ни случилось. В общем, за то, что ты сделала.

– Я хочу домой, – сказала Эйва, вновь чувствуя навалившуюся сонную усталость. – Вот тогда все действительно будет хорошо.

Она представила маленький серый домик в Стоун-Темпле. Краска на стенах выгорела, дерево покоробилось и местами потрескалось, но родной дом для ребенка всегда прекрасен.

– Не надо мне ничего этого, – прошептала она. – Я просто хочу домой.

– Все изменилось, – сказал Уош. – И твой дом теперь не тот, что прежде.

Когда девочке исполняется пять, ее мать наконец-то находит нужную колею. Эти двое заключают своеобразное соглашение: Эйва ни на шаг не удаляется от матери, а та – всегда радостна и весела с дочерью. Часто после обеда, когда все дела по дому уже переделаны, а муж все еще на работе, им кажется, что они совершенно одни в этом мире. Тогда они сбегают в горы и исчезают там, просто из любви к исчезновениям.

Хизер идет впереди и, как положено ответственной родительнице, внимательно исследует землю на предмет змей и прочих опасностей, а Эйва, в соответствии со своей ролью, носится туда-сюда, в меру пугая мать. Во время прогулки Хизер размышляет о том, как изменится их жизнь по прошествии лет. Ведь наверняка наступит день, когда дочь уже не будет в ней нуждаться. День, когда дитя вырастет, превратится в женщину, которая отправится покорять большой мир и, возможно, даже не оглянется назад. Что тогда с ними будет?

– Мам, не отставай! – зовет Эйва.

– Иду, иду, – отвечает Хизер.

Солнце стоит высоко, ветра нет, природа переполнена жизнью. Щебечут птицы, гудят насекомые.

– Мама! – снова окликает ее дочь, скрывшаяся за очередным изгибом тропинки.

В ее голосе прорезаются новые нотки. Хизер не видит дочери, и сердце у нее невольно сжимается от тревоги.

– Что случилось?

– Мама! – вопит Эйва, и Хизер кидается прямо через кусты.

В этот момент она испытывает необоримый страх. Раньше она не догадывалась, что можно испытывать подобное. Точнее, она всегда была трусихой, просто не знала, к чему приложить свои страхи, а теперь ей было за кого бояться: у нее был ребенок.

Добежав до поворота тропинки, Хизер слышит, что дочь плачет. Навзрыд, взахлеб, с какой-то мелкой дрожью, напоминающей звук трескающегося льда.