Майкл Пур - Блюз перерождений

© Чередов С., перевод на русский язык, 2018

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2018

Флорида Киз, 2017

Это история мудреца по имени Майло. И день, когда он был съеден акулой, стал ее началом.

Денек предстоял славный. Майло проснулся до рассвета и, погрузив в шорты свое пятидесятилетнее тело, отправился медитировать на пляж. Его пес – крупная черная дворняга по кличке Бэрт, увязался следом.

Опустившись на сахарно-белый песок, Майло закрыл глаза и почувствовал теплый соленый бриз в своей бороде. Обратил внимание на жалобные крики вьющихся над прибоем чаек и на косичку, щекочущую затылок. Суть медитации именно в том, чтобы созерцать вещи, не задумываясь о них.

Майло, впрочем, не был безупречным созерцателем. Щелкнул ушком пивной банки и стал наблюдать восход.

Он размеренно дышал, представлял, что банка дышит вместе с ним. И как всегда, чем больше старался он избавиться от мыслей, тем больше в голову лезла всякая назойливая фигня (то он думал о большом пальце на ноге, то Франции). Еще о новой татуировке.

Прихлебывая свой завтрак, он обозревал голубую даль океана, где тот встречался с небом. Древнее сердце океана, его незыблемое безразличие наполняли сознание Майло, и он старался дышать в такт вечности – заснув, как положено, на пляже с пивом, в компании пса, пока волны не стали облизывать песок у его лодыжек.

Вероятно, он был самым паршивым в мире созерцателем, но ничего не имел против такого звания. Смирение относилось к числу качеств, делавших его мудрецом. Он побрел к дому за пакетом собачьего корма.

Акула, которой предстояло съесть Майло через несколько часов, была пока далеко. Патрулируя террасу рифа Сент Джеффрис, она высматривала ламантинов. Акула не задумывалась о том, что голодна. Просто невозмутимо плыла в глубинах океана.

Какое-то время Майло поработал в саду. После поиграл с псом и почитал про окаменелости. Провел двадцать минут в интернете за изучением идиотских видео, главным образом о проделках собак и кошек (как все мудрецы, он знал, что временное помешательство нормальное явление).

После чего на старом пикапе направился в госпиталь Святого Винсента, памятуя, что навещать больных – одно из важнейших занятий мудреца. Бэрт устроился на пассажирском кресле (научно установленный факт, что домашние питомцы полезны людям, и Бэрт, на свой лад, тоже был мудрецом, как и все животные).

Сегодня Майло и Бэрт навещали в палате 301 Арлен Эпштейн, умиравшую от бремени ста прожитых лет. Войдя, Майло обнаружил ее спящей и с минуту просто смотрел. Больницы имеют неприятную особенность иссушать людей в ничто, подумал он. Глядя на хрупкое тело под больничной простыней, кто сказал бы, что Арлен Эпштейн была легендарным каскадером и барменом и утихомиривала буянов грубым очарованием вкупе с рукояткой хоккейной клюшки.

Бэрт забрался передними лапами на матрас.

– Майло, – зевнула Арлен. – Уже четверг?

– Суббота, – ответил он, опускаясь на колени.

– Всегда любила субботы, – вздохнула Арлен. – Хорошо бы в субботу и помереть, если удастся.

– Только не в этот раз, – сказал Майло. – Выглядишь отлично.

– Замечательно, – ответила она, приподнимаясь и потянув его за бороду. – Тогда отведи меня на прогулку.

Режим Арлен не предполагал прогулок. Наклейка на двери сообщала о «риске падения». Игнорируя наклейку, Майло стырил ходунки из шкафчика в коридоре.

Каждый шаг у Арлен отнимал секунды три, меньше, чем у некоторых, и Майло всегда держался рядом, готовый, в случае чего, подхватить. Бэрт трусил вдоль стены, яростно принюхиваясь (больницы для собак лакомое место, если подумать о разных запахах, которые тебя постоянно преследуют).

Когда они преодолели футов десять, Арлен задала вопрос:

– Майло, знаешь, что происходит, когда мы умираем?

Он не мог с ней лукавить:

– Знаю.

Еще шаг. Второй.

– Ну и?

– Возвращаешься перерожденным.

Арлен обдумала услышанное.

– То есть другим человеком? – уточнила она.

– Или же собакой. Муравьем. А то и деревом. Вот Бэрт был в прошлой жизни водителем автобуса.

Старушка застыла.

– Это точно? – спросила она. – Давай без наебона. Я скоро откинусь, в субботу, и должна знать.

Только правду.

– Я живу уже десять тысяч лет, – сообщил он. – И я старше всех на Земле.

Арлен поймала его взгляд, неукротимо зеленый. Осталась довольна ответом. Отставила ходунки, обеими руками ухватилась за руку Майло и прильнула к нему.

Они зашагали дальше.

– А собой я останусь? – спросила она.

– Разумеется, – сказал Майло. – Более или менее. Конечно, тебе предстоит совершенствование.

– Да, но мне так не хочется переродиться деревом.

– Ну, значит, и не надо.

Арлен потрепала его руку и сказала, что он хороший друг. Бэрт разнюхал на полу нечто сверхомерзительное и радостно лизнул. После Майло отправился поплавать и был бы съеден акулой, это было бы воистину великолепным финалом. Но вышло иначе.

Акула, неизменно голодная, полакомилась морским окунем с гарниром из плавучего мусора и сейчас кружила в проливе между островами, понемногу приближаясь к границе Апельсинового Рифа. В прошлой жизни акула сама была морским окунем. И еще Клубничной Королевой на одноименном фестивале 1985 года в Трое, штат Огайо. Во сне ей случалось вспоминать былые жизни. Но сейчас она плыла и голодала, плыла и голодала.

Рабочий день Майло еще не окончился. Как мудрец, он осознавал важность работы и ее громадную роль в том, чтобы оставаться человеком.

На жизнь Майло зарабатывал двумя способами. Он был рыбаком и проводником – это первый. Он владел рыбацким катером под названием Дженни Энн Лаудермилк (так звали одну очкастую, лишившую его девственности в незапамятные времена) и доставлял людей в места, где водилась рыба, за вполне сносные деньги. Приезжавших на рифы туристов можно смело доить.

Теперь Майло предстояло потрудиться в гавани, коротая время на борту Лаудермилк в ожидании, что кто-то выложит денежки за вечерний выезд. Хотя на самом деле он надеялся заняться серфингом, если прибой немного усилится. Побережье Флориды не считается меккой серфингистов, однако если поднимутся хорошие волны и ты знаешь места…

Он стоял на палубе, лениво помахивая садовым шлангом и смывая птичий помет и засохшие рыбьи потроха. Бэрт свернулся в кабине и наблюдал за мухами на ветровом стекле. Майло размышлял, боялась ли Арлен Эпштейн.

Смерть только дверь. Проходишь через нее снова и снова, и все равно люди боятся ее до жути. Такие мысли занимали его, когда в поле зрения возникло нечто пестрое и явно приезжее. Так и есть, турист. Коренастый дядька средних лет, с усами, в солнечных очках, неношеных яхтенных туфлях, футболке с нарисованной на фоне Апельсинового Рифа креветкой и в соломенной шляпе.