Майкл Ондатже - Английский пациент

Иногда ложилась там, где вообще не было стен: стелила матрац на самом краю комнаты, засыпая под скоплениями звезд и плывущими в небе облаками, просыпаясь от раскатов грома и бликов молнии. Девушке было всего двадцать лет, и хотя бы в такие минуты хотелось быть безрассудной, беспечной и не думать об опасностях типа заминированной библиотеки или внезапного грохота грома, который испугал среди ночи. Она устала от затворничества в замкнутом пространстве долгими холодными месяцами; нестерпимо хотелось простора. Она входила в грязные комнаты со сгоревшей мебелью, где жили солдаты, выгребала листья, вымывала следы от испражнений и выскребала обуглившиеся столы. Жила как бродяга, в то время как английский пациент покоился на своем ложе как король.

Наружная лестница со свисающими перилами была разрушена, и со стороны могло показаться, что на вилле никто не живет. Это было им на руку, так как обеспечивало относительную безопасность и защиту от бандитов, которые уничтожали все, что попадалось на пути. Она выращивала в саду овощи, а свечу зажигала только ночами – по необходимости. Тот простой факт, что вилла казалась грудой безжизненных развалин, защищал их; она, еще не женщина и уже не ребенок, чувствовала себя здесь в безопасности. Хлебнув из ковша тягот и горестей войны, девушка решила, что больше ее не заставят выполнять приказы и служить на благо всего прогрессивного человечества. Она будет служить одному человеку и ухаживать за ним – обгоревшим пациентом: читать, обмывать, делать инъекции морфия… И посвятит ему всю себя. В саду она сделала несколько грядок. Нашла у разрушенной часовни двухметровый крест и поставила на огороде, повесив на него пустые консервные банки, которые дребезжали на ветру и отпугивали птиц. Пройдя по дорожке, мощенной булыжником, оказалась в келье без окон, где хранила аккуратно упакованный чемодан. Там было несколько писем, пара сложенных платьев и металлическая коробка с медицинскими инструментами. Она уже расчистила малую часть виллы и могла все это сжечь, если захочет.

Чиркнув спичкой в темном коридоре, она зажигает фитиль свечи. Пламя поднимается до уровня плеч. Поставив свечу на пол, девушка садится и, обхватив колени руками, вдыхает запах серы. Ей кажется, что вместе с запахом в нее входит свет.

Отойдя на несколько шагов назад, кусочком белого мела она чертит прямоугольник на деревянном полу. Затем, отодвигаясь все дальше назад, рисует еще несколько прямоугольников, и вот уже на полу целая гроздь: один, потом двойной, потом снова один… Опершись на левую руку, она рисует с серьезным видом, опустив голову вниз. Прямоугольников все больше, пламя свечи все дальше. Некоторое время неподвижно сидит на собственных пятках.

Девушка роняет кусок мела в карман платья, затем встает, подбирает юбку и подтыкает на талии. Достав из другого кармана металлическую биту, бросает ее перед собой так, что та падает на самый отдаленный прямоугольник.

С силой прыгает вперед, тень корчится за ней в глубине коридора. Она перепрыгивает из квадрата в квадрат, ударяя подошвами теннисных туфель в номера, которые написаны в каждом прямоугольнике; прыг-скок, прыг-скок – на одной, потом на двух, и так дальше, пока не доходит до последнего прямоугольника.

Наклонившись, поднимает с пола биту, застывает в этом положении – с подоткнутой за пояс юбкой, с опущенными вдоль тела руками – и тяжело переводит дыхание. Набрав в легкие воздуха, задувает свечу.

Теперь ее окружает темнота, в которой чувствуется запах дыма.

Она подпрыгивает снова и, повернувшись в воздухе, двигается в обратном направлении, прыгая быстрее и стараясь попасть в «классики». Звонкие хлопки подошв гулким эхом разносятся по длинному коридору к дальним углам заброшенной итальянской виллы и дальше – в ночь, освещенную луной, к скалам в ущелье, которые полукругом обрамляют дом.

Иногда по ночам английский пациент ощущает легкую дрожь дома и слышит шум, похожий на хлопки. Он напрягает слух, пытаясь определить, что это за шум и откуда он.

С маленького столика у его кровати она берет книгу небольшого формата, которую он пронес сквозь огонь. Это – экземпляр «Историй» Геродота [6] Геродот (между 490 и 480 – ок. 425 гг. до н. э.) – древнегреческий историк, прозванный «отцом истории». . Его страницы прекрасно уживаются с наблюдениями и заметками, которые английский пациент записывал между строчками, а также с рисунками и листами из других изданий, вырезанными и вклеенными сюда.

Она начинает читать, с трудом разбирая его мелкий угловатый почерк.

Есть постоянные ветры, досаждающие людям и сегодня. В Южном Марокко, например, бывает смерч, аджедж , от которого феллахи защищаются ножами. А еще известен африко , иногда доходящий даже до Рима. Алм – ветер с ливнем из Югославии. Арифи , прозванный также ареф или рифи , обжигает своими многочисленными языками.

Но есть и другие ветры, более изменчивые, способные сбить с ног лошадь, повергнуть наземь всадника и, развернувшись, устремиться в обратном направлении. Бист роз налетает на Афганистан и бушует в течение 170 дней, сметая и погребая заживо целые деревни. В Тунисе есть горячий сухой гибли ; он крутится, и крутится, и крутится – и очень странно влияет на нервную систему. Хабуб из Судана – пыльная буря в виде ярких стен из желтого песка высотой до тысячи метров – сопровождается дождем. Харматтан , который дует, дует и в конце концов тонет в Атлантике. Имбат – морской бриз в Северной Африке.

Некоторые ветры похожи на тоскливый вздох небес. Ночные пыльные бури, которые приносят холод. Хамсин , пыльный ветер Египта с марта по май. Его название в переводе с арабского означает «пятьдесят», потому что он хозяйничает в течение пятидесяти дней и считается «девятой казнью египетской». Дату с Гибралтара несет ароматы и благоухание.

Есть еще тайный ветер пустыни, название которого никто не узнает, так как король приказал стереть его из памяти, когда от этого ветра погиб его сын. Нафхат – несется из Аравии, меццар-ифоулоу-зеп , яростный холодный, приходит с юго-запада; бедуины называют его «тот, что ощипывает перья». Бешабар – темный и сухой северо-восточный ветер с Кавказа – «черный». Самиэль из Турции, «яд и ветер», часто пользуемый в сражениях. Помогали древним полководцам и другие «ядовитые ветры» – например, самум в Северной Африке или солано , который срывает и несет с собой лепестки редких растений, вызывающих головокружение.

Есть еще особые ветры.

Они хищниками рыщут по земле. Сдирая краску, валя на землю телеграфные столбы, переворачивая камни и отрывая головы статуям.