Стивен Фрай - Миф. Греческие мифы в пересказе

– Ты поплатишься! – взревел он, бросаясь внутрь. – Ох уж ты…

– Тсс!

Двоюродная сестра Аполлона ореада Майя сидела в плетеном кресле и шила. Прижала палец к губам и склонила голову к колыбели у огня, где лепетал во сне розовощекий младенец.

Но Аполлона так просто не уймешь.

– Это демоново отродье украло у меня стадо!

– Ты спятил? – спросила Майя. – Моему ангелочку всего день от роду.

– Видали мы таких ангелочков! Уж я-то умею читать по внутренностям дрозда. Кроме того, я слышу, как в глубине пещеры топочут и мычат коровы. Я опознáю их мычание всюду. Этот ребенок – вор, и я требую…

– Что ты требуешь? – Гермес сел в люльке и вперил в Аполлона умиротворяющий взгляд. – Ребенку что, и соснуть нельзя? У меня был тяжелый вечер, я гнал стадо, и мне только и не хватало…

– Ты признался! – завопил Аполлон, устремляясь к нему. – Именем Зевса, я выдавлю из тебя жизнь, мелкий ты…

Но когда поднял он Гермеса, изготовившись вытворить с ним неведомо что, из колыбели вывалился странный предмет из дерева и панциря черепахи. Упав, он издал звук, что немедля напомнил Аполлону волшебное пение, совершенно зачаровавшее его у входа в пещеру.

Аполлон выронил Гермеса обратно в люльку и поднял предмет. Две тонкие деревянные планки приделаны к черепашьему панцирю, а поперек натянуты коровьи кишки. Аполлон дернул струну одним пальцем – и вновь поплыл чудодейственный звук.

– Как?..

– Что, эта дрянь? – переспросил Гермес, изумленно вскидывая брови. – Да ерунда, прошлой ночью собрал. Назвал лирой. Но с ней получается кое-что интересное. Если правильно дергать. А можно еще трямкать. Прижимаешь пару струн и… дай сюда, покажу.

Вскоре они уже дергали, щипали, хлопали, трямкали, блямкали и обменивались новыми аккордами, как взбудораженные подростки. Гермес как раз объяснял принцип естественных гармоник, но тут Аполлон, как бы ни заворожили его чувства, пробужденные в нем этим необычайным приспособлением, пришел в себя.

– Да, все это прекрасно, – проговорил он, – однако что же с моим клятым стадом?

Гермес вопросительно оглядел его.

– А ты, наверное, погоди-погоди… не подсказывай… Аполлон, верно?

Не быть узнанным – еще один свежий опыт для Аполлона, и опыт этот ему, как выяснилось, не очень-то приятен. Вступить в беседу с младенцем-однодневкой, который обращается к нему свысока, – еще один пункт в списке самых неприятных переживаний. Аполлон уже собрался сокрушить этого нахального постреленка ядовитой репликой и, возможно, стремительным хуком в подбородок, но взгляд его уперся в протянутую ему ладошку в ямочках.

– Дай руку, Пол. Счастлив познакомиться. Гермес, последний довесок к божественному табелю. А ты, стало быть, мой сводный брат? Мама Майя вчера вечером посвятила меня в фамильное древо. Чокнутая мы семейка, а? А?

Еще одно неизведанное ощущение: Аполлона игриво тыкали в ребра. Ему показалось, что он перестает владеть положением.

– Слушай, мне плевать, кто ты такой, нельзя угонять мой скот и думать, что это сойдет с рук.

– Ой, я отплачу, будь спокоен. Но они мне попросту были нужны. Первосортные кишки. Уж раз собрался сделать лиру для своего любимого сводного брата, я желал исключительно лучших кишок.

Аполлон перевел взгляд с Гермеса на лиру и с лиры на Гермеса.

– В смысле?..

Гермес кивнул.

– Со всей любовью. Лира – твоя, а также искусство, с ней связанное. В смысле, ты уже бог чисел, разума, логики и гармонии. Музыка в этот набор помещается славно, правда же?

– Не знаю, что и сказать.

– Скажи: «Спасибо, Гермес» и «Да пожалуйста-пожалуйста, оставь себе стадо, брат мой».

– Спасибо, Гермес! Пожалуйста-пожалуйста, да, оставь себе стадо.

– Как это мило, старик, но на самом деле мне нужны были всего две коровы. Остальных можешь забрать себе.

Аполлон оторопело прижал ладонь к потному лбу.

– И почему же тебе нужны всего две?

Гермес выпрыгнул на пол.

– Майя рассказала мне, до чего боги любят, чтоб им поклонялись, понимаешь, и до чего ценят они животные жертвоприношения. Вот я и убил двух коров и предложил Олимпу одиннадцать кусков горящего мяса одной из них.

Двенадцатый мы с мамой съели вчера вечером. Там еще осталось, если тебе холодное ничего? Очень вкусно, особенно с пастой из горчичного семени, которую я придумал.

– Спасибо, но не буду, – сказал Аполлон. – Это ты дальновидно сделал – послал вот так дыма богам, – добавил он. Аполлону подношения нравились, как любому другому богу. – Очень уместно.

– Ну, – проговорил Гермес, – поглядим, подействовало ли, ага? – И он без всякого предупреждения сиганул Аполлону на руки и вцепился ему в плечи.

От молниеносных ума, тела и замашек этого поразительного младенца у Аполлона голова шла кругом.

– Поглядим, подействовало ли – что?

– Мой замысел втереться в доверие к нашему папе. Отнеси меня на Олимп и познакомь меня со всеми, – ответил Гермес. – На том незанятом двенадцатом троне явно мое имя начертано.

Всё в Гермесе было быстрым. ум, смекалка, порывы и рефлексы. Богов Олимпа, уже польщенных изысканным душистым дымом, что накануне проник с горы Киллены к ним в ноздри, новенький совершенно обаял. Даже Гера подставила щеку для поцелуя и объявила ребенка очаровашкой. Никто и глазом моргнуть не успел, как Гермес уже сидел у Зевса на коленях и дергал его за бороду. Зевс хохотал, а с ним и все остальные боги.

Каковы же будут обязанности у этого бога? Летучесть его ума и стоп подсказали мгновенный ответ: пусть будет вестником богов. Чтобы придать Гермесу еще больше прыти, Гефест соорудил ему обувь, которая станет фирменной Гермесовой, – таларии , пару крылатых сандалий, что позволяли перемещаться с места на место быстрее орла. Гермес так непритворно возрадовался им и прижал к себе Гефеста с такой теплотой и благодарной нежностью, что бог огня и горнил тут же ухромал к себе в мастерскую и через сутки ожесточенной работы вернулся с крылатым шлемом – посадка по голове, гибкая кромка – в пару к талариям. Шлем придавал Гермесу некоторое величие и заявлял миру, что этот шустрый юный красавец – представитель устрашающей мощи богов. Для дополнительной элегантности и шика Гефест подарил Гермесу серебряный жезл, увенчанный крыльями и обвитый двумя змеями [97] Щегольской головной убор Гермеса известен под названием петас . Его жезл – керикион , или кадуцей у римлян, – часто встречается как всемирный символ медицины и скорой помощи либо взамен жезла АСКЛЕПИЯ (о нем позже), либо из-за путаницы с ним. .

Байки о проделках Гермеса премного забавляли Зевса с самого начала. Хитрость и лукавство, какие выказал этот юнец, уведя у Аполлона коров, сделали Гермеса естественным покровителем пройдох, воров, лгунов, жуликов, картежников, дельцов, проказников, балагуров и спортсменов. У лгунов, проказников и балагуров есть и возвышенная сторона – так Гермес участвует в литературе, поэзии, ораторском мастерстве и остроумии. Искусность и прозорливость позволили ему царить в науке и медицине [98] Алхимики Средневековья и Возрождения именовали его Гермесом Трисмегистом (Гермесом Трижды величайшим). Поскольку, как считалось, он способен по волшебству запечатывать стеклянные трубки, сундуки и ящики, изобретение XVII в. под названием магдебургские полушария (которые силой атмосферного давления и вакуумом необычайно крепко удерживались вместе) именовали «герметически запечатанным», и этот оборот до сих пор в ходу. . Он стал богом торговли, пастухов (разумеется), странствий и дорог. Несмотря на то что музыка тоже его изобретение, он, как и обещал, подарил эту божественную ответственность Аполлону. Аполлон упростил устройство лиры, заменив панцирь черепахи изящной изогнутой рамой из золота, и в таком виде этот классический инструмент дожил до наших дней.