Джонатан Фоер - Вот я

– Оттого что трех стихов не доучил в благословении после благословения после гафтары? [1]  Гафтара ( ивр. ) – отрывок из Книги пророков, который в некоторых иудейских общинах читает посвящаемый во время мицвы.

Не обращая на Джейкоба внимания, Джулия положила ладонь на стол рава и сказала:

– Разумеется, огрызаться с учителем недопустимо, и нам нужно найти способ как-то все уладить.

– В то же время, – сказал Джейкоб, – может быть, отстранение – чересчур жесткая мера за не такой уж, по большому счету, серьезный проступок?

– Джейкоб…

– Что?

Стараясь что-то сказать мужу, но не раву, Джулия прижала два пальца ко лбу и слегка качнула головой, раздув ноздри. Сейчас она больше походила на помощника тренера у третьей базы, чем на жену, мать и члена общины, пытающуюся отвести океан от песочного замка ее сына.

– «Адас Исраэль» – прогрессивная школа, – сказал рав, на что Джейкоб отреагировал закатыванием глаз, равно задумчивым и брезгливым.

– У нас долгая и славная традиция видеть дальше культурных норм, господствующих сегодня или вчера, находить божественный свет, Ор Эйн Соф, в каждом ребенке. Расовые оскорбления для нас серьезный проступок, без сомнения.

– Что ? – переспросила Джулия, меняя позу.

– Этого не может быть, – сказал Джейкоб.

Рав испустил долгий раввинский вздох и по столу подвинул Джулии листок бумаги.

– Он это сказал ? – спросила Джулия.

– Написал.

– Что написал? – спросил Джейкоб.

Недоверчиво качая головой, Джулия ровным голосом прочла:

– Вшивый араб, китаеза, манда, япошка, педик, мекс, жид, слово на «н».

– Он написал «слово на „н”»? – вмешался Джейкоб. – Или само слово на «н»?

– Само слово, – ответил рав.

Хотя Джейкоба должны были занимать неприятности сына, его развлекло то обстоятельство, что только одно это слово не может быть произнесено.

– Тут, видимо, какое-то недоразумение, – проговорила Джулия, передавая наконец листок. – Сэм нянчится с животными до…

– Цинциннатский галстук ? Это не расовое оскорбление. Это форма секса. По-моему. Кажется.

– Тут не только оскорбления, – пояснил рав.

– Знаете, я почти уверен, что и «вшивый араб» – это тоже форма секса.

– Мне остается только поверить вам на слово.

– Я к тому, что, может, мы вообще не так поняли этот список.

Вновь не слушая мужа, Джулия спросила:

– А что об этом говорит Сэм?

Рав запустил пальцы в бороду, выискивая слова, будто макака, выискивающая блох.

– Он не признается. Категорически. Но до урока этих слов там не было, а за этим столом сидит только он.

– Это не Сэм, – сказал Джейкоб.

– Его почерк, – заметила Джулия.

– В тринадцать у всех мальчишек почерк одинаковый.

– Он не смог объяснить, как там оказался листок, – сказал рав.

– Он и не обязан, – заметил Джейкоб. – И кстати, если Сэм написал эти слова, то чего ради он оставил листок на столе? Дерзость доказывает его невиновность. Как в «Основном инстинкте».

– Но в «Основном инстинкте» она же и убила, – вступила Джулия.

– Она?

– Ножом для колки льда.

– Наверное, так. Но это кино. Ясно, все подстроил какой-то ученик, настоящий расист, затаивший злобу на Сэма.

Джулия обратилась к раву:

– Мы все сделаем, чтобы Сэм понял, почему его записка так оскорбительна.

– Джулия, – вступил Джейкоб.

– Достаточно ли будет извиниться перед учителем, чтобы не отменять бар-мицву?

– Именно это я собирался предложить. Только, боюсь, слухи об этой записке уже прошли в нашей общине. Так что…

Джейкоб громко и с огорчением выдохнул – привычка, которую либо он передал Сэму, либо сам перенял у него.

– И кстати, оскорбительна для кого ? Огромная разница – разбить кому-то нос или боксировать с тенью.

Рав посмотрел на Джейкоба.

– У Сэма были какие-нибудь проблемы дома? – спросил он.

– Его перегружают домашними заданиями, – начала Джулия.

– Он этого не делал.

– И он стал готовиться к бар-мицве, а это, по крайней мере в теории, еще час каждый вечер. И виолончель, и футбол. А у его младшего брата Макса сейчас возрастной кризис, и это для всех испытание. А самый младший, Бенджи…

– Похоже, у него куча забот, – подытожил рав. – Тут я ему безусловно сочувствую. Мы много требуем от детей. Столько никогда не требовали от нас. Но боюсь, расизму у нас места нет.

– Конечно, – согласилась Джулия.

– Секунду. Теперь вы называете Сэма расистом?

– Я этого не сказал, мистер Блох.

– Сказали. Только что. Джулия…

– Я не помню точных слов.

– Я сказал: «Расизму нет места».

– Расизм – это то, что исповедуют расисты.

– Вы когда-нибудь лгали, мистер Блох?

Джейкоб инстинктивно еще раз пошарил в кармане пиджака в поисках пропавшего телефона.

– Полагаю, что, как любому живому человеку, вам приходилось говорить неправду. Но это не делает вас лжецом.

– Вы меня называете лжецом? – Джейкоб оплел пальцами пустоту.

– Вы боксируете с тенью, мистер Блох.

Джейкоб посмотрел на Джулию.

– Да, слово на «н», конечно, гадкое. Скверное, ужасное. Но оно ведь там одно из многих.

– По-вашему, в общем контексте мизогинии, гомофобии и извращений оно выглядит лучше ?

– Только он этого не писал .

Рав поерзал на стуле.

– Если позволите, я скажу начистоту. – Он помолчал, помял большим пальцем ноздрю, как бы тут же отступаясь. – Сэму явно нелегко – быть внуком Ирвина Блоха.

Джулия откинулась на спинку стула, думая о песочных замках и синтоистских воротах, которые вынесло на берег в Орегоне через два года после цунами.

Джейкоб обернулся к раву:

– Простите?

– Как ролевая модель для ребенка…

– Это отличная модель.

Рав продолжил, обращаясь к Джулии:

– Вы, должно быть, понимаете, о чем я.

– Я понимаю.

– Мы не понимаем, о чем вы.

– Пожалуй, если Сэму не кажется, что любые слова, как их ни…

– Вы читали Роберта Каро – второй том биографии Линдона Джонсона?

– Не читал.

– Что ж, если бы вы были равом светского толка и читали эту классику жанра, вы бы знали, что страницы с 432 по 435 посвящены тому, что Ирвин Блох больше, чем кто-либо в Вашингтоне, да и вообще где бы то ни было , сделал для того, чтобы Закон об избирательных правах прошел в конгрессе. Мальчику не найти лучшей ролевой модели.

– Мальчику и не надо искать, – сказала Джулия, глядя прямо на рава.

– Что ж… мой отец писал в блоге такое, за что его можно упрекнуть? Да. Писал. Досадное. И жалел потом. Представьте себе огромный шведский стол сожалений. Но чтобы вам заявлять, будто его добродетельность никак не может быть примером для его внуков…

– Со всем уважением, мистер Блох…

Джейкоб обернулся к Джулии: