Элена Ферранте - История о пропавшем ребенке

– Ты же ее знаешь, – с сожалением заключил он, – я не смог ей отказать. Мы встречаемся завтра, в одиннадцать, на выходе из метро на пьяцца Амедео.

– С каких пор вы снова общаетесь? – не сдержалась я. – Вы что, уже виделись?

– Что ты такое говоришь? Нет, конечно.

– Не верю.

– Элена, клянусь тебе, что я не видел Лину с шестьдесят третьего года.

– А ты знаешь, что сын у нее не от тебя?

– Она сказала мне это сегодня утром.

– Значит, вы долго разговаривали, раз даже это успели обсудить.

– Она сама это сказала, я ни о чем ее не спрашивал.

– А тебе все это время неинтересно было что-нибудь о нем узнать?

– Это мои проблемы. Не вижу необходимости их касаться.

– Твои проблемы теперь и мои тоже. У нас и без того мало времени, а обсудить надо кучу проблем! Не для того я бросила детей на свекровь, чтобы прохлаждаться в компании Лины. Зачем ты только согласился?

– Я думал, ты обрадуешься. И вообще! Тут есть телефон. Позвони своей подруге и скажи, что мы слишком заняты, чтобы с ней встречаться.

Я поняла, что у него лопнуло терпение, и замолчала. Да, я хорошо знала Лилу. С тех пор как я вернулась во Флоренцию, она без конца мне названивала, но у меня и без нее забот хватало, поэтому я перестала снимать трубку и даже попросила Аделе отвечать, что меня нет дома. Но Лила никогда не сдавалась. Она вполне могла узнать от Аделе, что я в Неаполе, рассудить, что в нашем квартале я не появлюсь, и найти способ связаться с Нино, чтобы через него выйти на меня. И что в этом страшного? Из-за чего я, собственно, разволновалась? Я же знала, что когда-то Нино любил Лилу, а Лила любила его. И что с того? Это было давно, и ревновать было глупо. Я погладила его по руке: «Ладно, сходим завтра на пьяцца Амедео».

За ужином он говорил о нашем будущем. Нино взял с меня обещание, что сразу по возвращении из Франции я подам ходатайство о раздельном проживании с мужем. Он заверил меня, что уже связался с другом-адвокатом и готов сражаться до конца, хотя будет трудно, а Элеонора и ее родня не сдадутся без борьбы. «Ты же понимаешь, – говорил он, – здесь, в Неаполе, все гораздо сложнее: устаревшие взгляды, дурные привычки. Родители моей жены ничем не отличаются от моих и твоих, хоть у них и полно денег, и они считаются высококлассными специалистами». После этого он принялся расхваливать родителей Пьетро. «Тебе хорошо! С Айрота иметь дело куда проще, они люди цивилизованные, культурные».

Я слушала его, но ощущала незримое присутствие Лилы. Она была здесь, за нашим столиком, и прогнать ее не было никакой возможности. Нино говорил, а я вспоминала, на какое безрассудство она пошла, чтобы быть с ним. Ее не заботило, что с ней за это сделают Стефано, брат или Микеле Солара. Слова Нино о родителях на долю секунды перенесли меня на Искью, на пляж Маронти: Лила развлекалась с Нино в Форио, а я на мокром песке отдалась Донато. Меня охватил ужас. «Вот, – думала я, – это секрет, который я никогда не смогу ему раскрыть. Как много несказанного остается между людьми, даже если они любят друг друга, и как страшно, что об этом расскажут другие и их любовь пойдет прахом. Я с его отцом, он с Лилой…» Меня передернуло от отвращения, и я перевела разговор на Пьетро, подчеркнув, что он тоже страдает. Нино вскипел: настала его очередь ревновать, и мне пришлось его успокаивать. Он требовал, чтобы я окончательно порвала с мужем, поставила последнюю точку в своем браке, я требовала того же от него. Нам казалось, это необходимо, чтобы начать новую жизнь. Мы обсуждали, что и как должны сделать. Из-за работы Нино был привязан к Неаполю, я – из-за девочек – к Флоренции.

– Переезжай сюда, – сказал он вдруг. – Переезжай как можно скорее.

– Это нереально. Пьетро должен иметь возможность видеться с дочками.

– Договоритесь! Установите очередность: раз ты будешь привозить их к нему, раз он будет приезжать сюда.

– Он не согласится.

– Согласится.

Так и пролетел вечер. Чем глубже мы погружались в проблему, тем сложнее она казалась, чем яснее мы представляли себе совместную жизнь – каждый ее день, каждую ночь, – тем больше мечтали, чтобы все трудности рассеялись сами собой. Ресторан опустел, официанты, зевая, болтали между собой. Нино оплатил счет, и мы пошли по все еще многолюдной набережной. Я вглядывалась в темную воду, вдыхала запах моря, и мне казалось, что наш квартал стал от меня намного дальше, чем когда я уезжала в Пизу или во Флоренцию. Даже сам Неаполь предстал передо мной далеким от Неаполя, а Лила – далекой от Лилы; я поняла, что все это время рядом со мной была не она, а мои собственные страхи. А в реальности существовали только мы с Нино, вместе, рука в руке. «Пойдем спать», – прошептала я ему на ухо.

На следующий день я встала рано и закрылась в ванной. Я долго принимала душ и старательно сушила волосы, опасаясь, что слишком мощный гостиничный фен не справится с укладкой. Нино проснулся ближе к десяти и, потирая заспанные глаза, осыпал комплиментами мое платье. Он попытался затащить меня в постель, но я не поддалась. Как бы я ни старалась делать вид, что все нормально, во мне сидела обида на вчерашнее. Он превратил день нашей любви в день Лилы, и теперь над нами нависала встреча с ней. Я потащила его на завтрак, он покорно поплелся за мной. Он не смеялся, не подшучивал, только говорил, касаясь кончиками пальцев моих волос: «Выглядишь прекрасно». Очевидно, понимал, что я волнуюсь. Так и было: я боялась, что Лила явится на встречу в ослепительном виде. Она была элегантна от природы, не то что я. К тому же у нее теперь появились деньги, и при желании она могла позволить себе все что угодно, как в юности, когда за ней ухаживал Стефано. Я не хотела, чтобы Нино снова подпал под ее чары.

Мы вышли около половины одиннадцатого. На улице дул холодный ветер. Мы не торопясь, пешком, двинулись к пьяцца Амедео. Я дрожала даже в теплом пальто, и Нино обнимал меня за плечи. Имя Лилы мы не называли. Нино с фальшивым воодушевлением рассказывал, как изменился – в лучшую сторону – Неаполь при мэре-коммунисте, и продолжал твердить, что я должна как можно скорее переехать сюда вместе с девочками. Он крепко прижимал меня к себе, и я надеялась, что так мы и дойдем до метро. Мне хотелось, чтобы Лила увидела нас издалека, убедилась, как хорошо мы смотримся вместе, и призналась себе: «Они прекрасная пара». Но в нескольких метрах от места встречи он высвободил руку и закурил. Я инстинктивно взяла его за руку и крепко ее сжала – так мы и вышли на площадь.

Лилу я заметила не сразу; у меня даже мелькнула мысль, что она передумала и не придет. Но тут я услышала ее голос: она окликнула меня своим обычным приказным тоном, нисколько не допуская, что я могу не расслышать, не обернуться, не подчиниться ее призыву. Она стояла на пороге бара напротив спуска в метро: в коричневом пальтишке, руки в карманах, еще больше отощавшая, немного сутулая, с гладкими черными волосами, в которых пролегли дорожки серебристых прядей, собранными в конский хвост. Передо мной была повзрослевшая Лила, в облике которой сохранился отпечаток тяжелой работы на фабрике; она и не думала прихорашиваться. Она крепко обняла меня, я ответила тем же, но не стала к ней особенно прижиматься. Затем она, радостно улыбаясь, расцеловала меня – чмокнула в каждую щеку – и рассеянно протянула руку Нино.