Чарльз Брандт - «Я слышал, ты красишь дома». Исповедь киллера мафии «Ирландца»

Как утверждали газеты, он пал жертвой неизвестного убийцы. Свидетелей, разумеется, никаких. И теперь, когда он лежал, растянувшись поперек тротуара, деньги ему точно были уже ни к чему. После этого я никак не мог найти «дамский пистолет», тот самый, что Эдди Райс однажды дал мне припугнуть джерсийского Ромео. Видимо, где-то потерялся.

То утро я так и просидел, уставившись в газету. Наверное, долго сидел, точно больше часа. И все думал: «А ведь это мог быть я».

Если бы не Рассел, на месте Шептуна был бы я. Шептун отлично понимал, на что шел. Я ведь ни о каких гангстерах-евреях, владельцах «Кадиллака», не знал. Я считал их просто евреями. А Шептун хотел меня подставить. Мне было уготовано стать тем самым единственным подозрительным типом, кого гангстеры-евреи засекли и немедленно прикончили, выполни я заказ. В итоге Шептун избавился бы от конкурентов, причем почти бесплатно, а гангстеры-евреи – от меня.

А вообще, выгори это дельце или нет, мне в любом случае была уготована печальная участь. И если бы не Рассел, меня просто давным-давно отправили бы в преисподнюю, и некому было бы сейчас сидеть здесь и обсуждать былое. Этому человеку я был обязан жизнью. И отнюдь не в последний раз.

Правила игры Шептун знал назубок. И нарушил их – только и всего.

Когда я в конце концов оторвал задницу от стула и отправился в «Френдли», то сразу заметил, как уважительно отнеслись ко мне сидевшие с Тощей Бритвой. Тощая Бритва поставил мне выпивку. Я пошел в «Вилла ди Рома» доложить Анжело. Он был доволен. Заказал для меня обед и предупредил, чтобы в следующий раз был осмотрительнее. И еще сказал, что Шептун знал, на что шел, и был ненасытным жадюгой.

К нам подсели еще двое. Анжело представил меня Кэппи Хофману и Вуди Вайсману. Это и были те двое евреев, с которыми Анжело держал «Кадиллак». Они были само дружелюбие, оба очень воспитанные и симпатичные. Когда Анжело ушел вместе с ними, я остался посидеть в баре в первом зале. Тот самый бармен, который вчера запирал за мной дверь, не взял с меня ни цента за выпитое мною вино. Даже официантки поняли, что все здесь меня вдруг зауважали, и стали ко мне клеиться. Всем им я отстегнул вполне приличные чаевые.

Вышло так, что за те сутки, пока я встречался с Анжело и Расселом, потом снова с Анжело, потом с Шептуном, я едва не забыл о том, что у меня есть дом, куда не мешало бы захаживать. Иными словами, теперь меня как-то не тянуло домой, не то что прежде.

Стоило мне переступить черту, шагнуть в новое окружение, как время субботних исповедей кончилось. Как и воскресных богослужений, на которые мы ходили с Мэри. Все вдруг одним махом изменилось. Я все глубже и глубже погружался в жизнь даунтауна – центра Филадельфии. Я плохо поступил, что бросил тогда своих дочерей. Это было самой большой ошибкой в жизни. Но, как говорится, бросать жену и детей всегда некстати.

Я снял комнатку неподалеку от заведения Тощей Бритвы и перевез туда свой скарб. Я ходил на работу в местное отделение профсоюза, по-прежнему давал уроки танцев, но все чаще и чаще стал выполнять заказы итальянцев из центра города. Я был в деле. Я стал частью нового окружения».

Вне сомнения, кое-кому нынче нелегко оценить и осмыслить взлет и падение Джимми Хоффа, считая от пика его славы и до самой его гибели – эти два десятилетия с середины 50-х по середину 70-х.

Если на пике славы он по праву считался самым выдающимся профсоюзным лидером страны, то как это воспринимается сегодня, когда большинство толком и не знает своих профсоюзных лидеров? Все эти профсоюзные дрязги? Эти бесчестные профсоюзные войны? По части популярности место профсоюзных войн ныне заняли решающие удары мастеров бейсбольного мяча и вопрос о том, сократят ли очередной бейсбольный сезон и кто станет чемпионом США по бейсболу в текущем году. Между тем за два первых послевоенных года, когда Фрэнк Ширан пребывал в поисках постоянной работы и обзавелся семьей, в стране произошло в общей сложности 8000 забастовок, охвативших 48 штатов. То есть в среднем по 160 забастовок в год на один штат США, а кроме того, были и общенациональные забастовки.

Сегодня Джимми Хоффа знают в основном потому, что он стал жертвой дерзкого похищения, самого позорного в истории Америки. И все же за двадцатилетний период не найдется американца, который не знал бы, кто такой Джимми Хоффа, как и того, кто не знал бы, кто такой Тони Сопрано. Подавляющее большинство американцев узнали бы его даже по голосу. С 1955 по 1965 год Джимми Хоффа ничуть не уступал Элвису Пресли по популярности, а с 1965 по 1975 год вполне мог потягаться по этой части с «Битлз».

Скандальную известность Джимми Хоффа обеспечило руководство победной забастовкой «Клубничных мальчиков». Его имя неотделимо от этого акта борьбы за права рабочих. В 1932 году 19-летний Хоффа работал грузчиком – за 32 цента в час разгружал фрукты и овощи на эстакадах фирмы «Крогер фуд компани» в Детройте. По 20 центов из этой суммы разрешалось тратить в кредит в магазинах фирмы «Крогер». Но и эти 32 цента рабочие получали непосредственно за погрузку или разгрузку. Ежедневно к 16.30 они должны были отчитаться о 12-часовой смене, но уходить с эстакады не разрешалось. Если грузовиков под разгрузку или нагрузку не было, грузчикам пребывание на рабочем месте не оплачивалось. Карьера самого известного лидера профсоюзов началась так. В один из нестерпимо жарких дней прибыл груз свежей клубники из Флориды. Хоффа подал сигнал, и его товарищи, которым вскоре дадут прозвище «Клубничные мальчики», отказались перегружать клубнику из Флориды в рефрижераторы. Их требование: признать их профсоюз и выполнить их требования по улучшению условий труда. Требования их включали и гарантированную почасовую оплату четырех часов в день при 12-часовой смене погрузочно-разгрузочных работ на платформе. Из страха потерять груз – день был жаркий – фирма «Крогер» пошла на уступки и приняла требования молодого рабочего Джимми Хоффа по признанию их проф-союза сроком на один год.

Джимми Хоффа, родившийся в День святого Валентина в 1913 году, был на 7 лет старше Фрэнка Ширана. Но детство и молодость обоих пришлись на годы Великой депрессии, то есть период, когда руководство фирм принимало единоличные решения, когда люди в буквальном смысле боролись за выживание, за то, чтобы не умереть с голода. Отец Джимми Хоффа, шахтер по профессии, умер, когда Джимми было 7 лет. Матери пришлось пойти работать на автозавод, чтобы прокормить детей. В возрасте 14 лет Джимми бросил школу и тоже стал работать, чтобы помочь матери.

В тот период (1932 год) победа Джимми Хоффа была событием едва ли не беспрецедентным. В том же 1932 году группа ветеранов Первой мировой войны и их тогдашний статус символизировали бессилие рабочего человека в годы мирового экономического кризиса. В 1932 году тысячи ветеранов войны, уставших от бесконечных обещаний, маршем отправились в Вашингтон и отказались покинуть Эспланаду [20] Эспланада – участок музейно-парковой зоны в центре Вашингтона, между Капитолием и памятником Вашингтону. до тех пор, пока не будут исполнены обещания администрации США и одобренные конгрессом льготы. Президент Эдгар Гувер приказал генералу Дугласу Макартуру разогнать протестовавших, и Макартур, восседая на белом коне, обрушил на ветеранов войны войска, танки и слезоточивый газ, даже не дав им возможность спокойно разойтись. Американские солдаты открыли огонь по бывшим солдатам своей же армии, в результате чего двое ветеранов погибли, а еще несколько получили ранения. И это всего лишь 14 лет спустя после победного завершения кровопролитной «Войны за спасение демократии»!