Фредрик Бакман - Бабушка велела кланяться и передать, что просит прощения

– Бабушка просит прощения! – завопила она.

Вокруг не было ни души. Но и снег не хрустел. Наверное, Монстр остановился.

Не задумываясь, Эльса устремилась вперед – туда, где только что раздавались шаги. Она ощутила движение воздуха – это метнулись полы его куртки. Он побежал, Эльса, спотыкаясь в снегу, бросилась за ним и ухватила за штанину. Когда она упала навзничь прямо в снег, то увидела, как он стоит и смотрит на нее сверху вниз в свете последнего фонаря на улице. Слезы замерзли у нее на щеках.

Монстр был явно больше двух метров. Огромный как дерево. На лоб свисал толстый капюшон, черные волосы падали на плечи. Лица было почти не видно в густых, как шерсть, зарослях бороды, а из тени капюшона на глаз наползал ужасный шрам – будто кожа в этом месте расплавилась. Эльса почувствовала, как его взгляд проник в самую глубь ее существа и потек вместе с кровью по венам.

– Пусти!

Над Эльсой сгустился мрак.

– Бабушка просит прощения! – выдохнула Эльса, протягивая конверт.

Монстр его не взял. Эльса отпустила штанину, опасаясь пинка. Но Монстр лишь слегка попятился. В следующий миг он издал рычание, напоминающее слова. Он словно бы обращался к самому себе:

– Прррочь, глупая девчонка…

Слова пульсировали в барабанных перепонках. С ними было что-то не так. Она понимала их, но слова застревали в слуховом проходе и свербели, словно не могли протиснуться дальше.

Монстр отвернулся – резко и злобно. И в следующий миг исчез. Как будто ушел в люк, открывшийся в темноте.

Лежа в снегу, Эльса ловила ртом воздух, а холод давил на грудь ледяной ногой. Она вскочила, разбежалась, скомкала конверт и кинула его в темноту вслед Монстру.

Трудно сказать, сколько вечностей пролетело, прежде чем Эльса услышала, как за спиной у нее открывается дверь в подъезд. Послышались мамины шаги, ее голос. Закрыв глаза, Эльса бросилась к ней в объятия.

– Что ты здесь делаешь? – в ужасе спросила мама.

Эльса молчала. Мама нежно взяла ее лицо в руки.

– Откуда у тебя синяк?

– Футбол, – прошептала Эльса.

– Ты врешь, – прошептала мама.

Эльса кивнула. Мама крепко держала ее. Эльса рыдала, уткнувшись ей в живот.

– Мне плохо без бабушки…

Мама села на корточки и прижалась лбом к ее лбу:

– Мне тоже.

Они не слышали, как в темноте к ним подошел Монстр. Не видели, как он подобрал скомканное письмо. Но в конце концов, крепко прижавшись к маме, Эльса поняла, что было не так со словами Монстра.

Он говорил на тайном языке, который знали только Эльса и бабушка.

Можно любить свою бабушку на протяжении долгих лет, не зная о ней ровным счетом ничего.

Сегодня среда. Эльсе снова пришлось бежать.

Почему – на этот раз ей было неизвестно. Возможно, потому, что на носу были рождественские каникулы, и ее преследователи, понимая, что теперь надолго останутся без жертвы, решили напоследок отвести душу. Наверняка Эльса не знала. Со светлыми головами не поймешь, какой у них провоцирующий фактор. Может, вообще никакого. Те, кого никогда не травили, всегда думают, что непременно должен быть повод. «Неужели к тебе пристают ни с того ни с сего? Наверняка ты их чем-то провоцируешь!» Но травля устроена иначе. И Эльсу изводят только потому, что она находится рядом в данный момент времени, вот и все. Сам факт ее существования и есть провокация, этого достаточно.

Тем, кого никогда не травили, это объяснять бесполезно. Все равно что объяснять светлым головам, которые думают, будто заячьи лапки приносят удачу, потому что если бы лапки действительно приносили удачу, то оставались бы у зайцев.

И незачем искать виноватых. Дело не в том, что папа сегодня немного опоздал, просто уроки закончились раньше. А быть невидимкой довольно сложно, если преследование начинается прямо в школе.

Поэтому Эльса побежала. Бегает она хорошо.

– Хватай ее! – закричала девчонка у нее за спиной.

Сегодня все началось с шарфа. По крайней мере, так поняла Эльса. Она уже разбирается, кто в школе и как ее травит. Одни пристают только к слабым. Другим нравится просто гоняться за жертвой, они даже не бьют ее, когда догонят, им достаточно страха в ее глазах. Есть и такие, как тот мальчишка, который дрался с Эльсой за то, чтобы быть Человеком-пауком: этот изводит ее из принципа, не выносит, когда с ним спорят. Особенно не такие как все.

Другое дело эта девчонка. Ей как раз нужен повод, чтобы оправдать травлю. «Хочет почувствовать себя героем», – холодно и ясно рассуждала Эльса, подбегая к забору. Сердце колотилось, будто стенобитная машина, а горло горело, как в тот раз, когда бабушка приготовила смузи из перчика халапеньо.

Все-таки, пожалуй, дело в шарфе. Хотя что в нем такого, чтобы привести в ярость светлые головы, даже самых прозрачные? Но останавливаться и уточнять вряд ли имело смысл. Азарт за спиной нарастал, лед вибрировал под множеством резиновых подошв, топот приближался, они все ближе. Для травли нужен не только повод, но и компания. В одиночку этим заниматься не стоит – во всяком случае, у них в школе.

Эльса прыгнула через забор, ранец со всей дури ударился о затылок, и на несколько секунд у нее потемнело в глазах. Обеими руками она натянула ремни, так чтобы ранец как следует прилегал к спине, посмотрела влево, на парковку, где в любой момент могла показаться папина «ауди». Девчонка сзади заорала, точно разъяренный орк, – как кричат орки, Эльса знает, не зря мама настрого запретила бабушке показывать Эльсе «Властелина колец». Плохой знак. Тогда Эльса посмотрела направо: там был склон, а внизу большая улица. Мимо, словно армия кровожадных завоевателей, идущая на штурм вражеской крепости, грохотали грузовики, но в просветах между ними, на другой стороне улицы, мелькал вход в парк.

Торчковый парк – так его называют в школе, потому что в парке полно торчков, которые, вооружившись героиновыми шприцами, охотятся на детей. Эльса до смерти боится туда ходить, как и каждый нормальный почти восьмилетний ребенок, если он, конечно, не совсем уже засвеченная голова. Там всегда темень, тем более в такой зимний день, когда солнце, похоже, вообще не вставало.

До большой перемены Эльса справлялась как могла, но даже самые крутые невидимки не в состоянии быть невидимыми в столовой во время большой перемены. Та девчонка возникла перед ней будто из-под земли, Эльса вздрогнула и нечаянно плеснула салатной заправкой на шарф Гриффиндора. «Я кому говорила, хорош носить этот сраный шарфик!» – рявкнула девчонка. Эльса посмотрела на нее с недоумением, какого заслуживает человек, назвавший шарф Гриффиндора «сраным шарфиком». Примерно так посмотрели бы на человека, который, глядя на лошадь, воскликнул бы: «Трактор!» Когда шарф впервые привлек внимание девчонки, Эльса подумала, что та просто-напросто из Слизерина. И только после того, как девчонка ударила ее по лицу, разорвала шарф и бросила в унитаз, Эльса поняла, что та вообще не читала «Гарри Поттера». Слышала, конечно, кто это, но книг не читала. Не знала даже таких элементарных вещей, как эмблема Гриффиндора. Эльса не сноб, совсем нет, но как вообще принимать такого человека всерьез? А?