Элисон Винн Скотч - Мелодия во мне

– Издержки профессии: быть в курсе всего.

Я слышу, как Джейми плюхается на стул, стоящий рядом с кроватью. Открываю глаза, когда он уже сидит.

– Итак, моя новость для вас уже и не новость. А ваша новость о чем?

– «Портреты американцев»!

– «Портреты американцев»? – непонимающе вопрошаю я.

– Ну да! «Портреты американцев»! – отвечает он с особым ударением на двух последних словах. – Это такое ночное телевизионное шоу по четвергам. – Я трясу головой в знак того, что мне о таком шоу ничего не известно. – Ну портреты! Такие короткие зарисовки биографического характера о всяких замечательных людях. Удивительные факты из их жизни и прочее. Я решил, что их могло бы заинтересовать.

– Что заинтересовать?

– Наша с вами история.

Джейми радостно хлопает в ладоши.

– Сначала мне и самому идея показалась бредовой. Но они, кажется, заглотили наживку.

Я начинаю сосредоточенно наматывать провод от наушников на айпод и одновременно обдумываю новость Джейми. Мой внутренний голос подсказывает, что, несмотря на тот энтузиазм, с которым я взялась организовывать операцию по освобождению Нелл Слэттери, который, впрочем, изрядно поубавился за последние дни (так, впрочем, всегда бывает с сумасбродными идеями!), так вот, внутренний голос говорит мне, что самое лучшее в нынешней ситуации – это залезть с головой под одеяло и не высовываться оттуда до тех пор, пока люди не потеряют интерес к моей персоне. Но та новая Нелл, которая, собственно, и затеяла операцию по освобождению самой себя, – та явно думает иначе. Как-никак, а я же ведь специально наложила на себя епитимью в знак благодарности за свое чудодейственное спасение. Судьба дала мне еще один шанс. Зачем? Для чего? Сама не знаю. Может, лишь затем, чтобы моя новая жизнь стала более интересной, насыщенной… для того, чтобы приподнять планку качества этой самой жизни, перестать принижать себя, уходить в тень, лишь изредка высовываясь из своего темного угла, чтобы посмотреть, что творится вокруг. И вот мое средство на пути достижения поставленной цели. Джейми! И он постоянно рядом. Копается в моем прошлом, выискивает в нем все новые и новые подробности, мечется в поисках дополнительной информации. А потому мой новый внутренний голос, тот, который я обретаю прямо сейчас, говорит мне, что этому человеку я могу доверять. Ему можно верить! На прошлой неделе мы с ним подготовили такое продолжительное интервью, больше часа… Канал, на котором работает Джейми, потом транслировал это интервью три вечера кряду. Зрители откликнулись. Их было очень много. Большинство людей зацепило именно то, что я полностью потеряла память. Нас буквально завалили посланиями по электронной почте.

«Ах, я бы отдала все на свете, чтобы стереть из своей памяти любые воспоминания о своих бывших мужьях, – написала нам некая особа по имени Клара из города Айова. – Их у меня было трое, и все подонки!»

«Сердце мое обливается кровью, как подумаю об этой бедняжке, потерявшей память. Какое горе! Я обратилась к членам нашей церковной общины с просьбой помолиться за нее во время воскресного Богослужения», – вторит ей еще одна корреспондентка, которую зовут Евгения, после просмотра передачи по одному из кабельных каналов. Она из приграничного городка Вичиты.

– Но прежде чем вы дадите свой окончательный ответ, взгляните вот на это! – говорит Джейми и с этими словами лезет в свой рюкзак, извлекает оттуда стопку открыток и протягивает их мне.

Я начинаю разглядывать открытки, перебирая их пальцами одной руки. Полуабстрактные рисунки. Но если присмотреться повнимательнее, то можно различить женскую грудь или ямочку на щеке и даже чью-то пухлую попку или неясные очертания подбородка. Краски режут глаз своей какой-то неестественной яркостью: пунцово-красный цвет, похожий на свежую кровь, иссиня-голубой электрик, который невозможно отыскать в живой природе, огненно-желтый, от которого хочется тотчас же зажмуриться.

– Как я понимаю, это работы моего отца? – спрашиваю я и, не дожидаясь ответа, добавляю: – А я думала, он занимался поп-артом.

– Это его ранние работы. Не так-то просто оказалось их найти. Рори попросту выставила меня вон, когда я попросил на время несколько ксерокопий, ваша мама тоже дважды дала мне от ворот поворот. Тогда я обратился за помощью к своему бывшему однокурснику, который в настоящее время трудится в Колумбийском университете: доцент кафедры искусствоведения. Все эти снимки были сделаны на самых первых выставках вашего отца. – Джейми умолкает. – Что-нибудь из этого вам знакомо? – спрашивает он после короткой паузы.

– Угадайте с двух раз! – отшучиваюсь я и, склонив голову набок, принимаюсь разглядывать картинки уже в вертикальном положении. – Хотя… хотя, с моей точки зрения, это здорово.

– Рори сказала мне, причем каким-то очень уж обиженным тоном, что вы были его убежищем или что-то в этом роде…

Джейми покачивает головой, пытаясь вспомнить, что именно сказала Рори.

– Нет, наверное, она все же сказала, что вы были его музой.

– Может, и была! Но теперь я вряд ли помню об этом. – Я снова бросаю взгляд на открытки. – Но на этих картинах изображена не я. Это просто невозможно, коль скоро отец ушел от нас, когда мне едва минуло тринадцать лет.

– Пожалуй, вы правы! – Джейми берет одну из открыток и тоже начинает разглядывать ее. – Да, эти образы навеяны не вами. Все это создавалось еще до того, как вы появились на свет.

– Возможно, он рисовал маму, – высказываю я очередную догадку.

– Возможно! – снова соглашается со мной Джейми, возвращая открытку мне. – Не это для нас сейчас главное. Главное – это «Портреты американцев».

– Вы что, зациклились на этом проекте? – осторожно спрашиваю я, продолжая перебирать открытки. Настоящие раритеты! Надо же! Постарался и откопал их для меня. Никто другой ведь и не подумал сделать это. – Вам-то какой резон от «Портретов американцев»? Чего конкретно вы добиваетесь?

– Да ничего я не добиваюсь! Но, думаю, вскоре они нам сделают предложение. Нам – это вам и мне. Возможно, Андерсону. Никто из нас троих пока не засветился в этой программе. Но они еще не определились до конца с форматом. Возможно, будет четыре серии, подробно рассказывающие о том, как протекал процесс вашей реабилитации, как вы снова адаптировались к нормальной жизни. Словом, вернулись в этот мир. На данный момент я веду переговоры.

– Господи! Неужели мы еще не надоели людям? По-моему, телевидение уже просто обкормило нами всех своих зрителей! – восклицаю я, хотя в глубине души отлично понимаю: нет, не надоели. Нет, не обкормило. Мне же слышно из палаты, как постоянно трезвонит телефон на посту дежурной медсестры, а из окна видны передвижные телестанции различных каналов, которые каждый день паркуются у входа в госпиталь. Наша авиакатастрофа стала самой страшной трагедией последних недель, приобретя поистине национальный масштаб. И пока не случится что-то другое – взрыв бомбы, теракт, громкий спортивный скандал или что-то там еще, – интерес к нам не угаснет.