Колин Маккалоу - Фавориты Фортуны

– Может быть. Но если так, то Помпей предоставил им полную свободу действий. – Карбону явно не терпелось заглянуть в будущее, и он сменил тему. – Не преторы волнуют меня, Брут. Я беспокоюсь о консулах – из-за твоих мрачных предсказаний! Если необходимо, я сам буду баллотироваться. Но кого мне взять в коллеги? Кто в этом жалком городе способен поддержать меня, кто не постарается свалить? Весной начнется война, я больше чем уверен. Сулла болен, но моя разведка сообщает, что к следующей кампании он будет в прекрасной форме.

– Болезнь – не единственная причина, по которой он воздержался от военных действий в прошедшем году, – сказал Брут. – Ходят слухи, что этим он давал шанс Риму капитулировать без боя.

– Тогда он это сделал напрасно! – в ярости воскликнул Карбон. – Ну, хватит рассуждений! Кого я могу взять вторым консулом?

– Разве у тебя нет идей на этот счет? – спросил Брут.

– Ни одной. Мне нужен человек, способный поднимать дух людей, кто-то, кто заставит молодежь записываться в армию, а стариков – сожалеть, что их не записали. Такой человек, как Серторий. Но ты же прямо сказал, что он не согласится.

– А если Марк Марий Гратидиан?

– Он – Марий не по родству, а это нехорошо. Я хотел бы Сертория, потому что он – Марий по крови.

Молчание. Но не потому, что им нечего было сказать. Услышав, как ее муж набрал в легкие воздуха, словно решался произнести что-то важное, жена замерла под окном с намерением не пропустить ни единого слова.

– Если ты хочешь именно Мария, – медленно проговорил Брут, – тогда почему не Мария-младшего?

Опять молчание, но уже от неожиданности. Затем голос Карбона:

– Невозможно! Edepol , Брут, ему ведь совсем недавно исполнилось двадцать лет!

– Двадцать шесть, если точнее.

– Ему недостает еще четырех лет, чтобы войти в сенат!

– Нет закона, устанавливающего возрастной ценз, несмотря на lex Villia annalis . Это просто традиция. Поэтому я советую тебе добиться, чтобы Перперна немедленно ввел его в сенат.

– Да он не стоит ремня от сандалии своего отца! – в сердцах воскликнул Карбон.

– Какое это имеет значение? А? Гней Папирий, действительно! Я признаю, что в Сертории ты нашел бы идеального представителя рода Мариев: никто в Риме не командует солдатами лучше, в армии никого не уважают так, как его. Но он не согласился. Так кто же еще, кроме Мария-младшего?

– К нему, конечно, валом повалят записываться, – тихо проговорил Карбон.

– И будут драться за него, как спартанцы за Леонида.

– Ты думаешь, он справится?

– Думаю, он захочет попытаться.

– То есть он уже выражал желание быть консулом?

– Нет, Карбон, конечно нет! Хотя он и тщеславен, но не до такой степени. Однако, если ты предложишь ему этот шанс, он ухватится за него. До сих пор у него не было случая последовать по стопам своего отца. И по крайней мере в одном отношении это даст ему возможность превзойти отца. Гай Марий начал политическую карьеру в довольно зрелом возрасте. Марий-младший станет консулом, даже будучи моложе Сципиона Африканского. Не важно, как у него пойдут дела, но для него уже это – определенная слава.

– Если он хотя бы вполовину окажется равен Сципиону Африканскому, то Сулла Риму не страшен.

– Не надейся обрести Сципиона Африканского в Марии-младшем, – предупредил Брут. – Единственный способ, которым тот уберег консула Катона от поражения, – всадил ему нож в спину.

Карбон засмеялся – он был смешливым человеком.

– По крайней мере, для Цинны это была удача! Старый Марий заплатил ему целое состояние за то, чтобы не возбуждать дело об убийстве.

– Да, – согласился Брут, оставаясь серьезным, – но тот эпизод должен показать тебе, с какими трудностями ты встретишься, если Марий-младший будет у тебя вторым консулом.

– Не поворачиваться к нему спиной?

– Не отдавай ему свои лучшие войска сразу. Пусть он докажет сначала, что он может командовать солдатами.

Послышался скрип отодвигаемых кресел. Сервилия поднялась с колен и скрылась в своей рабочей комнате, где молодая девушка, которая стирала пеленки малышу, пользовалась редким случаем подержать на руках маленького Брута.

Дикая ревность вспыхнула в Сервилии. Прежде чем она успела совладать с собой, рука ее взметнулась и с таким треском хлестнула девушку по щеке, что та упала на кроватку, выронив при этом ребенка. Но малыш не долетел до пола – мать рванулась к нему и поймала. Потом, крепко прижав его к груди, Сервилия пинками вытолкала служанку из комнаты.

– Завтра же ты будешь продана! – дико заорала она на всю колоннаду, опоясывающую сад перистиля. Затем позвала: – Дит! Дит!

Управляющий, чье имя на самом деле было Эпафродит, вбежал в комнату:

– Да, госпожа?

– Эта девчонка, та, что из Галлии, которую ты привел стирать пеленки, – высеки ее и продай как никуда не годную рабыню.

Управляющий так и ахнул:

– Но, domina , она отличная служанка! Она не только хорошо стирает, она так предана ребенку!

Сервилия наградила управляющего такой же звонкой пощечиной, как и рабыню, а затем продемонстрировала свое умение пользоваться грязными ругательствами:

– Теперь слушай меня, изнеженный, разжиревший греческий fellator ! Когда я приказываю тебе, ты должен подчиняться молча, без возражений. Мне наплевать, чья ты собственность, поэтому не беги жаловаться хозяину, или пожалеешь об этом! Уведи девку к себе и подожди меня. Она тебе нравится, поэтому ты не станешь пороть ее так, как надо, если я не буду присутствовать при этом.

Ладонь хозяйки отпечаталась на щеке управляющего, но пощечина не привела его в такой ужас, как слова. Эпафродит бросился вон.

Сервилия не стала звать другую служанку. Она сама завернула маленького Брута в тонкую шерстяную шаль и пошла с ним в комнаты управляющего. Девушку привязали, и плачущий Эпафродит вынужден был под гипнотическим взглядом госпожи сечь ее до тех пор, пока ее спина не превратилась в ярко-красное месиво. Куски мяса разлетались во все стороны. Непрерывные крики вырывались из комнаты на морозный воздух. Падающий снег не мог заглушить воплей. Но хозяин не появился потребовать объяснений, потому что, как догадывалась Сервилия, ушел с Карбоном к Марию-младшему.

Наконец Сервилия кивнула. Рука управляющего устало опустилась. Хозяйка подошла поближе, чтобы проверить качество работы, и была удовлетворена.

– Хорошо! У нее на спине никогда больше не вырастет новая кожа. Нет смысла выставлять ее на продажу, за нее не дадут ни сестерция. Распни ее. Там, в перистиле. Это будет уроком для вас всех. И не ломай ей ноги! Пусть она умрет медленно.

Сервилия вернулась в свою комнату. Там она развернула сына, поменяла пеленки, а затем усадила ребенка к себе на колени, придерживая вытянутыми руками, и стала любоваться им, иногда наклоняясь, чтобы нежно поцеловать и поговорить с ним тихим, воркующим голосом.