Алекс Ратерфорд - Оскверненный трон

Оказавшись на улице, он на мгновение остановился и легко поцеловал свой турецкий кинжал, который все еще был покрыт запекшейся кровью Шер Афгана. Тысяча мохуров была его.

– Мы обмыли тело твоего мужа и приготовили его к погребению, – сказал хаким. – Я подумал, что, прежде чем мы положим его в гроб, тебе захочется самой убедиться, что все сделано так, как ты велела.

– Благодарю. – Мехрунисса подошла ближе и посмотрела на труп своего мужа. – Прошу вас, оставьте меня одну…

Оставшись в одиночестве, вдова наклонилась над телом и внимательно посмотрела на лицо Шер Афгана, которое выглядело на удивление мирно для человека, чей конец оказался настолько ужасным. Она почувствовала терпкий запах камфарной воды, которой хаким и его помощники омывали труп.

– Мне жаль, что ты умер такой смертью, – прошептала женщина, – но я рада, что освободилась от тебя. Если б убийца зарезал меня вместо тебя, тебе было бы все равно.

На мгновение она коснулась щеки своего мужа кончиками пальцев.

– Теперь твоя кожа холодна – но ты ведь всегда был холоден по отношению ко мне и к нашей дочери, которая ничего для тебя не значила, потому что не родилась мальчиком…

Мехрунисса почувствовала слезы на глазах, но оплакивала она не Шер Афгана. Как ни презирала эта женщина жалость к себе самой, сейчас она оплакивала все свои потерянные годы, прожитые с человеком, который, получив в свое распоряжение ее приданое, превратил ее в объект для удовлетворения собственной похоти и демонстрации своей власти. Ей было едва семнадцать, когда она вышла за него замуж. Ничто не подготовило ее к тому, что впоследствии оказалось его бессердечным безразличием, или – если б Мехрунисса когда-нибудь решилась пожаловаться – к его небрежной и порочной жестокости. Она отвернулась, почувствовав, как к горлу у нее подступила тошнота. Голова слегка кружилась. Прошло едва ли шесть часов с того момента, как убийца нанес удар. Все произошедшее еще было свежо в ее памяти: глаза убийцы – бледно-голубые, как у персидской кошки, – когда он стоял над кроватью, серебряный блеск его кинжала, теплая красная кровь, льющаяся из раны на шее Шер Афгана на ее обнаженную плоть, выражение полнейшего удивления на лице мужа за мгновение до того, как его душа рассталась с телом…

Все произошло так быстро, что Мехрунисса даже не успела испугаться, но сейчас мысль о том, что убийца мог использовать свой окровавленный кинжал и против нее, заставила ее задрожать. Он ведь без колебаний убил молодого привратника…

Солдаты уже перетряхивали весь город в поисках убийцы. Описания вдовы было достаточно для того, чтобы решить, что, кем бы он ни был, этот человек был иностранцем. Уже поступали сведения о мужчине с бледно-голубыми глазами – некоторые называли его португальцем, – который остановился в одном из караван-сараев, но сейчас внезапно исчез… Обхватив себя руками, чтобы согреться, хотя на улице стоял летний день, Мехрунисса повернулась спиной к телу мужа и стала мерить шагами помещение, как делала всегда, когда хотела подумать. Ее меньше волновала личность убийцы, чем его мотивы. Было ли это убийство прелюдией к восстанию? Может быть, сам Гаур вскоре подвергнется нападению? Если это так, то и ее жизнь, и жизнь ее дочери все еще находятся в опасности…

Или убийство Шер Афгана связано с личной местью? У ее мужа было множество врагов. Он сам хвастался ей, как присваивал деньги падишаха и поднимал подати выше разрешенного уровня, чтобы обогатиться. А еще он рассказывал, что брал взятки у вождей бандитов, располагавшихся к северу от Гаура, в обмен на то, что закрывал глаза на их деятельность. Сама Мехрунисса знала, что как раз перед прошлогодним периодом муссонных дождей в ответ на давление чиновников из Агры, которым пожаловались богатые купцы, ее муж отступил от своего слова и стал нещадно преследовать бандитов, вмазывая головы убитых в стены крепости, как предупреждение живым. Сколько человек на свете были бы счастливы, если б Шер Афган умер, и сколько из них решились бы убить его в собственной спальне?

Услышав голоса в соседней комнате – по-видимому, это гробовщики пришли снимать мерку с покойного, – Мехрунисса поспешно отмахнулась от этих мыслей. В ближайшие часы и дни ей еще предстоит быть начеку из-за возможной опасности, угрожающей ей и ее дочери, но сейчас нужно играть роль безутешной вдовы. Это дело ее семейной чести. Она скрупулезно соблюдет все погребальные ритуалы, и никто не сможет заподозрить, что в глубине души она чувствует не горе, а облегчение.

Не смывший следов путешествия, с грязными волосами, Бартоломью Хокинс был проведен в личные апартаменты Джахангира. Несмотря на то что время уже приближалось к полуночи, узнав о прибытии англичанина, падишах не смог больше ждать.

– Ну?.. – спросил он нетерпеливо.

– Все в порядке, повелитель. Я рассек ему горло своими собственными руками.

– Тебя кто-нибудь видел?

– Лишь женщина, которая была с ним.

Джахангир уставился на наемника с выражением ужаса на лице.

– Ты не причинил ей зла?

– Нет, повелитель.

– Ты в этом уверен?

– Клянусь своей жизнью.

Правитель видел недоумение на лице Бартоломью. Ясно, что этот человек не врет. Ему стало легче дышать.

– Ты хорошо поработал. Один из моих горчи утром принесет тебе твои деньги… – Падишах вдруг замолчал – в голову ему пришла одна идея. – И что ты собираешься теперь делать? Вернешься на родину?

– Не уверен, повелитель.

– Если ты останешься при моем дворе, я найду для тебя занятие. И если ты будешь служить мне так же хорошо, как и сейчас, то я сделаю тебя достаточно богатым, чтобы ты смог вернуться на родину на своем собственном корабле.

Несмотря на усталость, глаза Бартоломью Хокинса алчно заблестели. Людей не так уж трудно понимать, как казалось ему раньше, подумал Джахангир.

Несмотря на все подушки и меховые покрывала, которые должны были защитить их от холода, запряженная волами повозка, которая везла Мехруниссу через Хайберский перевал в Кабул, была неудобна. Женщина будет счастлива, когда это длинное путешествие из Бенгалии наконец закончится. Ее дочь Ладили спала, положив голову на колени Фариши, ее няни из Персии, которая ухаживала за ней с самого рождения. Малышке понравилось путешествие на лодке сначала на запад по Гангу, а потом на север по Джамне, но, после того как они сошли на берег в районе Дели, чтобы проделать последние шестьсот миль пути по земле, ребенок стал капризничать. Внутри повозки с закрытыми тяжелыми занавесями окнами было темно и душно. Ладили еще не было и шести лет, и она была слишком мала, чтобы понимать необходимость опускать занавеси, чтобы никто не видел их со стороны. Девочка любила лишь то время суток, когда разбивали лагерь и она могла свободно бегать по территории, отделенной высокими деревянными щитами от остального мира.