Буалем Сансаль - 2084: Конец света

В отчаянии Ати силился понять, почему развращенность приумножается пропорционально совершенствованию мира. Он не осмеливался сделать противоположный вывод – что с ростом беспорядка добродетель не растет; ему никак не верилось, что порок является пережитком Тьмы, которая царила до того, как Аби принес с собою свет, и теперь существует для испытания верующих, чтобы они постоянно ощущали угрозу. Для любого изменения, даже самого чудесного, требуется время, поэтому добро и зло сосуществуют рядом вплоть до окончательной победы первого. Но как узнать, где начинается первое и заканчивается второе? Да и вообще, добро ведь может оказаться лишь зеркалом зла, уловки которого как раз и состоят в том, чтобы нарядно облачиться и красиво петь, в то время как в природе добра – быть покладистым до мягкотелости, а там и до предательства иногда недалеко. В Гкабуле, его второй части, стихе 618 главы 30 сказано: «Человеку не дано понять суть Добра и Зла, ему достаточно знать, что Йолах и Аби трудятся ради его блага».

Ати не узнавал сам себя; он страшился того, другого, который вторгся в его мысли, но сам с каждым днем становился все неосторожнее и смелее. Он слышал, как этот другой подводит его к вопросам и дает непостижимые ответы… и Ати его слушал, навострив ухо, умолял объяснить всё до конца. Вынужденное общение один на один изматывало Ати. Его повергала в трепет мысль о том, что его вот-вот заподозрят и разоблачат как – он даже не осмеливался подумать – безбожника. Он не понимал значения этого скверного слова: его не произносили из страха материализовать, поскольку здравый смысл базируется на вещах знакомых, которые повторяют, не задумываясь о них. Без… бож… ник – очевидно ложная абстракция, ведь в Абистане никого не принуждали верить, и его никто не пытался увлечь и завоевать, ему просто навязали поведение глубоко верующего, вот и все. Ничто в речи, манере или одежде не должно было отличать человека от типичного портрета истинно верующего – портрета, созданного Аби или неким безвестным должностным лицом, вдохновленным Справедливым Братством на идеологическую обработку. Аби обрабатывали с раннего детства, поэтому еще до наступления половой зрелости с ее неприкрытыми грубыми инстинктами он неизбежно должен был стать истинно верующим, не ведающим даже возможности другой жизни. «Бог велик, Ему нужна абсолютная покорность, Он не приемлет гордыни и сомнений» (. Гкабул , часть 2, глава 30, стих 619).

Страшное слово беспокоило Ати все больше и больше. Не верить – значит отказаться от веры, в которой состоишь по рождению, а самое ужасное, что человек не может освободиться от одной веры без того, чтобы не перейти в другую; так излечивают от наркотической зависимости – заранее подбирают разные лекарства-заменители. Но что тут подберешь, если в идеальном мире Аби не существует никакой замены, никакой конкурирующей мысли, никакой даже видимости допущения, позволяющей уцепиться за хвост какой-нибудь мятежной идеи, представить себе ее продолжение и создать историю, которую можно противопоставить общепринятой? Все потайные тропы просчитаны и стерты, сознание каждого предустановлено по официальному канону и его регулярно подправляют. В царстве Единодушия неверие просто немыслимо. Но тогда почему Система запретила неверие, если она сознает его абсолютную невозможность и всячески ее укрепляет?.. И вдруг интуиция подсказала Ати, что на самом деле план совсем прост: Система не хочет, чтобы люди верили! Сокровенная цель именно такова, ведь если люди верят в какую-то одну идею, значит, можно верить и в другую, например, противоположную, и сделать ее главным козырем в борьбе с первой идеей, обманчивой. Но поскольку смехотворно, невозможно и опасно запрещать людям верить в идею, которую им же навязывают, предложение превратилось в запрет неверия. Великий Распорядитель говорит об этом другими словами: «Не стремитесь верить, вы рискуете уклониться с пути в сторону другой веры; просто запретите себе сомневаться, говорите и повторяйте, что наша вера единственная и настоящая, и такой она всегда и будет в вашем сознании, и не забывайте, что ваша жизнь и имущество принадлежат мне».

В непрерывном познании искусства ухищрений Система давно поняла, что истинно верующие создаются лицемерием, а не верой, которая по своей подавляющей природе неизбежно влечет сомнения, чреватые бунтом и безумием. Система также обнаружила, что настоящая религия не может быть ничем иным, кроме как хорошо упорядоченным ханжеством, доведенным до монополии и поддерживаемым постоянным страхом. Остальное уже было делом техники: всё от рождения до смерти, от рассвета до заката, привели к Системе, и жизнь истинно верующего превратилась в бесконечную череду движений и слов, подлежащих повторению; она не оставляла ему никакой свободы действий для мечтаний, сомнений, размышлений, случайных прозрений и, быть может, веры. С трудом Ати пришел к заключению: верить – значит не верить, а обманывать; а не верить – значит верить в противоположную идею, то есть обманывать самого себя и создавать ложную догму для другого. Так обстояло дело в условиях Единомыслия… а в свободном мире? Перед этим препятствием Ати отступил – он не знал свободного мира и просто-напросто не мог представить, какова связь между догмой и свободой, а также что из них сильнее, первое или второе.

В голове у него что-то сломалось, но он не понимал, что именно. Между тем, он ясно осознал, что больше не хочет быть тем человеком, которым до сих пор был в этом мире, внезапно показавшемся ему ужасно гадким и грязным; Ати сам возжелал метаморфозы, которая начинала зарождаться в муках и стыде, пусть даже она его убьет. Он хорошо понимал, что истинно верующий человек, которым он был до этого, умирает в нем, на смену ему приходит новая жизнь. Ати находил ее захватывающей, в то же время она неизбежно сулила жестокое наказание, несла уничтожение и проклятие для него самого, гибель и ссылку для его близких, поскольку, и это было очевидно, как божий день, он не мог сбежать из этого мира, он принадлежал ему душой и телом, неизменно и до скончания веков, когда от него не останется ничего, даже пылинки, даже воспоминания. Он даже безмолвно не мог оспаривать Систему: ему не в чем было ее упрекнуть и, по сути, нечего ей противопоставить; она исполняла свое предназначение. И кто вообще способен ее оспорить, пошатнуть, причинить хоть малейшее неудобство? Ничто ее не сломит, наоборот: она лишь сделается сильнее. Она такой и родилась – господствующей и величественно безразличной к миру и человечеству благодаря грандиозным амбициям ее создателей. В этом-то и суть, что Система – она вроде Бога; все происходит из нее и все в ней же и существует, добро и зло, жизнь и смерть. По сути, нет ничего, даже Бога, есть только она одна.