Марк Хэддон - Красный дом

Отложив газету, Бенджи принимается исследовать дом. Заглядывая поочередно в каждую комнату, он мысленно обдумывает, как из нее спасаться, и отмечает места, где могут спрятаться враги. В спальню Бенджи не входит – там страдает от мигрени Алекс, и вместо этого спускается в кухню, чтобы взять нож и сделать копье. Но в кухне тетя Луиза, и Бенджи идет на улицу. В поленнице он находит большую палку и сшибает ею голову зомби. Из шеи зомби брызжет кровь, а его голова лежит на земле и ругается по-немецки, пока конь Бенджи не наступает на нее.

Алекс опустил ноги на пол и медленно сел. Рубашка промокла от пота, голова как свинцом налита, а цвета выглядят необычно, будто он вдруг оказался в фильме шестидесятых годов. Хорошо хоть Мелисса не видела его таким. Когда приступ мигрени настигает Алекса в школе, ему приходится идти в медицинский кабинет и ложиться там на кушетку. Он пытался стоически не обращать внимания на болезнь, словно на нападки агрессивного недруга, однако некоторые ученики думают, будто мигрень – что-то уродливое, наподобие приступа эпилепсии или очень толстых линз в очках. Алекс потер лицо. Снизу тянуло запахом жареного лука и доносились возгласы сражающегося Бенджи.

Мелисса открыла коробку с канцелярскими принадлежностями фирмы «Ротринг». Ручки, ластик-клячка, скальпель. Наточила карандаш 3В – стружки сыпались в плетеную мусорную корзину – и прежде чем начать рисовать цветы, сосредоточилась, входя в состояние покоя. В школе рисование не считается важным предметом, потому что оно не поможет поступить на факультеты юриспруденции, банковского дела или медицины. Рисование – нечто незначительное, наподобие второго иностранного языка, всего лишь придаток к дизайну и технологии, и ученики, которые могут хоть что-то нарисовать, всегда получают высший балл. Однако Мелиссе нравится рисовать углем и хорошей гуашью, нравится закатывать черной тушью линолеумный штамп и делать линогравюры.

В гостиной Дейзи обнаружила Алекса. Тот сидел на диване и цедил воду со льдом, уставившись в пустой камин.

– Как ты?

– Лучше не бывает. – Брат поднял стакан, будто для тоста.

Кубики льда брякнули о стенки.

Снова они говорят высокопарно, точно незнакомцы на фуршете.

– Я поднималась на холм. Там такие виды, что дух захватывает.

Алекс на миг пришел в замешательство, словно пытаясь вспомнить, где он.

– Ну еще бы.

Всего лишь два года назад он был подвижным, активным ребенком: не мог высидеть до конца обеда, падал с батута и использовал загипсованную руку в качестве бейсбольной биты. Втроем они играли в догонялки, «Змеи и лестницы» и прятки, смотрели телевизор, лежа друг на друге, как спящие львы. Теперь Алекс стал чужим, жизнь его не радовала, а проблемы отца, казалось, и вовсе не волновали. Дейзи как-то прочла один из исторических докладов брата о сложной экономической ситуации в Германии перед Второй мировой войной, когда евреев сделали козлами отпущения, и с удивлением обнаружила, что автор этого доклада производит впечатление думающего и чувствующего человека.

– Как тебе Мелисса?

– Нормальная девчонка.

Что за чушь он несет? Явно запал на нее, потому что парни ни о чем другом и думать не способны. Дейзи хотелось рассмеяться и дернуть брата за волосы, а потом затеять шутливую потасовку, как бывало не раз. Однако правила изменились. Она протянула было руку к его шее, но остановилась в сантиметрах от цели.

– Увидимся за ужином.

– Разумеется.

Ричард открыл скрипучую дверцу кухонной плиты. Хлопья пепла взметнулись и осели на брюках. Он взял смятую газету из большого ведра. Под заголовком «Порт-о-Пренс разрушен» виднелась зернистая фотография маленького мальчика, которого вытаскивали из развалин. Всем на все наплевать, пока не начинают страдать хорошенькие дети. На слуху маленькие белокурые девочки с лейкемией, а не чернокожие подростки, которых в Лондоне убивают каждый день.

Ричард подумывал разжечь огонь с помощью таблеток для растопки, но счел это малодушием и выстроил шалашик из щепок вокруг смятой газеты. Вспомнилась девушка по имени Шарн. Она участвовала в гоночной гребле по Темзе. Ох нет, лучше подумать о чем-нибудь другом. Спички «Свон веста» лежали в коробке как стволы деревьев у лесопилки. Ричард чиркнул спичкой, бумага занялась, взметнулось рыжее пламя. Он затворил дверцу, открыл отдушину. Колени болят, нужно больше упражняться. Скоро он будет заниматься любовью с Луизой. Представилось ее чистое тело, пахнущее тортом после геля для душа с ароматом какао.

– Они прячутся среди деревьев, с луками и стрелами, – сказала Дейзи. – А у нас есть секретные планы.

– Какие секретные планы? – спросил Бенджи.

Дейзи сколупнула мох с края скамьи.

– Планы по созданию ракеты для полета на Луну.

– Это скучно, – заметил Бенджи.

Дейзи подумала о мужчинах с луками и стрелами. Когда-то они и в самом деле были здесь. Как мамонты, дамы в кринолинах, «спитфайры» в небе. Места остаются, а время проносится сквозь них, будто ветер сквозь траву. Одна вещь превращается в другую. Как огонек на головке спички. Дерево превращается в дым. Если бы мы только могли гореть ярче. В сарае ночью кто-то рычит.

Анжела выглянула из окна спальни. У забора болтали Доминик и Ричард. Болтали по-мужски: в одной руке пиво, другая – в кармане брюк. Интересно, о чем они говорят и о чем умалчивают? Ей сорок семь, а она до сих пор помнит, как в пятнадцать лет злилась на младшего брата, который после смерти отца сговорился с матерью и выжил сестру из дома. Анжела достала со дна коробки шоколадку «Дайри милк», разорвала лиловую фольгу, отломила верхний ряд квадратиков и положила в рот. Излюбленное утешение детей. Мать и Ричард навещали отца в больнице за день до его смерти. Анжеле тогда не разрешили пойти, и потом ее несколько месяцев преследовали кошмары, будто они сговорились и убили отца. Внизу кто-то ударил в большую кастрюлю и крикнул «ужин!», словно они гостят в каком-нибудь поместье, где еду подают на серебряных подносах лакеи в ливреях. Придется пойти.

– Дейзи, пожалуйста, не сейчас… – Анжела хотела схватить дочь за рукав, но мешал стоящий рядом Доминик.

– Что ты хотела сказать? – спросил Ричард.

– Благодарность. Я хотела поблагодарить Бога за еду, – ответила Дейзи.

Все внимание тут же сосредоточилось на ней, сидящей рядом с леденцово-зелеными винными бутылками и парусами салфеток. Мелисса комично приоткрыла рот.

– Давай, – кивнул привычный к неловким ситуациям Ричард.

– Господь наш… – Люди живут с закрытыми глазами, нужно пробудить их. – Мы благодарим Тебя за эту еду, мы благодарим Тебя за эту семью и просим Тебя дать пищу тем, у кого ее нет, и присмотреть за теми, у кого нет семьи.