Нэнси Горовиц-Клейнбаум - Общество мертвых поэтов

– Косинусом угла называется отношение принадлежащего катета к гипотенузе, – тут же вскочил с места Кэмерон. – Положим, перед нами треугольник с острым углом α.

Тогда…

Все оставшееся время Хейгер засыпал учеников вопросами. В воздух взмывали руки; дети, словно роботы, поднимались и вновь опускались за парты, декламируя зазубренные определения и покорно снося гневные порицания за ошибки.

Перемены все ждали с нетерпением.

– Слава богу, – протянул Тодд, собирая в стопку книги. – Не думаю, чтобы я еще хоть минуту здесь выдержал.

– Ничего, привыкнешь, – утешил его Стивен Микс. – Войдешь в ритм – и все пойдет как по маслу!

– Да я уже отстаю по меньшей мере на шесть тактов, – вздохнул Андерсон, спеша вместе с остальными в ту часть здания, где должен был состояться следующий урок. Всю дорогу до кабинета литературы он не промолвил ни слова, а войдя, молча сложил учебники и опустился на стул. Ребята поступили так же.

Новый преподаватель сидел за столом и смотрел в окно. На нем были рубашка и галстук, но, однако, без пиджака. Заняв места, ребята ждали, когда начнется занятие. В глубине души они были благодарны Китингу за то, что он дает им возможность расслабиться и хоть немного сбросить напряжение, накопившееся за последние несколько часов. Но преподаватель и не думал обращать внимание на класс. Дети беспокойно заерзали.

Наконец он встал, взял в руки линейку и принялся прохаживаться между рядами. Остановившись, он посмотрел в глаза одному из учеников; тот зарделся.

– Не надо стесняться, – мягким голосом произнес Китинг и продолжил расхаживать, внимательно разглядывая подростков.

– Гм-м, – многозначительно протянул он, глядя на Тодда Андерсона – и, приблизившись к Нилу Перри, повторил:

– Гм-м!

Вдруг он хлопнул по свободной ладони линейкой и, издав громкий смешок, устремился к кафедре.

– Вы, пытливые юные умы! – воскликнул он, окинув взглядом собравшихся. Не выпуская из рук линейки, учитель ловко вскочил на стол и вновь обернулся к мальчикам.

– «О капитан, мой капитан!..» – воодушевленно промолвил Китинг и умолк, изучая лица детей. – Откуда это? А? Никто не знает?

Под его пристальным взором ребята стояли молча, не шелохнувшись.

– Эта строка, молодые люди, – терпеливо продолжил он, – из поэмы Уолта Уитмена о мистере Аврааме Линкольне [2] В переводе М. Зенкевича текст стихотворения «О капитан! Мой капитан!», созданного Уитменом в 1865 году – после того, как в апреле Линкольн был застрелен Джоном Уилксом Бутом во время спектакля «Наш американский кузен», – начинается так: О капитан! Мой капитан! Рейс трудный завершен, Все бури выдержал корабль, увенчан славой он. Уж близок порт, я слышу звон, народ глядит, ликуя, Как неуклонно наш корабль взрезает килем струи. . На наших занятиях вы можете звать меня мистер Китинг – или, если отважитесь, «О капитан, мой капитан»!

Соскочив с кафедры, мужчина вновь принялся прогуливаться между рядами, продолжая при этом говорить.

– Чтобы не давать повода для множества слухов, скажу вам сразу: да, верно, я маялся здесь много лун тому назад; и нет, тогда я не был столь артистичен, как сейчас! Впрочем, если решите передразнивать меня, вашим отметкам это пойдет только на пользу. А сейчас, джентльмены, приглашаю вас проследовать за мной в Зал славы – и, проходя мимо, захватите учебник!

Размахивая линейкой вместо указки, Китинг направился к выходу – и исчез. Ученики замерли, не зная, как им поступить. От изумления у них пропал дар речи.

– Лучше бы нам прислушаться, – заметил Нил и, вскочив, первым устремился к двери. Собрав книги и прихватив новый учебник, все они прошествовали в Зал славы Уэлтонской академии, где среди обитых дубовыми панелями стен еще совсем недавно ожидали распределения по секциям.

К тому времени, как ученики добрели до конца коридора, Китинг уже прохаживался по залу, изучая развешанные по стенам фотографии выпускников. Самые ранние из них были сделаны еще в 1880-е. На полках и в витринах тесными рядами стояли кубки и награды по всем возможным дисциплинам.

Увидев, что все расселись, преподаватель вновь обратился к классу.

– Мистер… Питтс! – произнес он, глядя в журнал. – Какая неблагозвучная фамилия! [3] Фамилия «Питтс» (Pitts) относится к древнейшим прозвищам британского происхождения, присваиваемым по месту обитания человека, и происходит от древнеанглийского «pytt» – «нора, дыра». Живи он в нашей стране, Питтса звали бы Канавин. Где вы, мистер Питтс?

Тот поднялся.

– Прошу вас, Питтс, откройте учебник на странице 542 и прочтите нам первую строфу стихотворения.

– «Девам, о быстротечности времени»? – изумился Питтс, долистав до указанного места. Ребята прыснули со смеху.

– Да-да, именно, – подтвердил Китинг.

– Слушаюсь, сэр.

Питтс прочистил горло и прочел:

Он умолк.

– «Срывайте бутоны роз в юности», – повторил Китинг. – В латыни есть соответствующее выражение: carpe diem. Кто может перевести?

– Carpe diem, – тут же вызвался Микс, лучше всех знавший латынь. – «Лови мгновение»!

– Прекрасно, мистер…

– Микс, сэр [5] В фильме Джон Китинг отпускает по этому поводу комментарий: «Еще одна необычная фамилия!» – хотя на самом деле ничего необычного в ней нет: фамилия Микс (Meeks) происходит от древнеанглийского «meek» – «кроткий, скромный» – и в переводе звучала бы не иначе, как Смирнов. .

– Лови мгновение!.. Как думаете, почему поэт написал эти строки?

– Он торопился? – раздался голос одного из учеников. Остальные захихикали.

– Нет, нет и еще раз нет! – воскликнул Китинг. – Потому что мы пища для червей, юноши. Потому что на роду нам написано лишь малое число лет, вёсен и зим!.. Как бы ни казалось невероятным, но каждый из нас в один прекрасный день перестанет дышать, похолодеет и умрет!

Он выдержал паузу.

– Я хочу, чтобы вы подошли поближе. Вглядитесь в лица мальчиков, посещавших это заведение лет шестьдесят-семьдесят тому назад! Ну же, не будьте застенчивы – встаньте и взгляните на них!

Поднявшись, молодые люди приблизились к развешанным вдоль стен старым фотографиям и принялись изучать лица сверстников, смотревших на них из прошлого.