Дэн Симмонс - Лютая зима

Последовала долгая пауза; тишину нарушал только свист ветра, внезапно налетевшего с озера. Было очень холодно. Анжелина почувствовала, что у нее вот-вот задрожат ноги – она надеялась, что это от холода, – и напряглась, чтобы этого не случилось. В конце концов Джо сказал ей:

– Снимите куртку.

Она самым натуральным образом вскинула брови от удивления.

– Джо, неужели не достаточно? Не можете успокоиться после того, как оттрахали мою сестру?

Курц ничего не ответил, лишь подтвердил свой приказ движением дула пистолета.

Стараясь все время оставлять ладони на виду, она сдернула с головы ремни крошечного фонарика, стащила с себя болтавшийся на ней трикотажный балахон и бросила все это на черный асфальт. На ней остался только маленький лифчик, который она надевала во время бега, и она хорошо знала, что отвердевшие от холода соски должны заметно выпирать сквозь тонкую материю. Она надеялась, что это отвлечет Курца.

Черта с два это его отвлекло. Свободной рукой Курц указал на стену тоннеля.

– Встаньте туда. – Когда она встала лицом к стене, упираясь руками над головой в холодный бетон, он осторожно подошел сзади и легкими пинками раздвинул ее ноги еще шире. Затем он вынул из кобуры ее «компакт витнесс», быстро, профессионально ощупал ее тело спереди и по бокам и вытащил из кармана сотовый телефон. Телефон он разбил, а «компакт витнесс» сунул к себе в карман.

– Верните мне сорокапяточку, – сказала Анжелина, обращаясь к дышащей сырым холодом стене. – Она дорога мне как память. Из нее я застрелила моего первого мужа в Сицилии.

Впервые за эти минуты она услышала звук, в котором было что-то человеческое, – негромкий смешок? Хотя, может быть, Курц просто кашлянул в этот момент. Он сунул ей через плечо свой сотовый телефон.

– Держите это. Я позвоню, если захочу поговорить с вами.

– Можно мне обернуться? – спросила Анжелина.

– Нет.

Она услышала его удаляющиеся шаги, а затем звук включившегося автомобильного мотора. Анжелина бросилась к выходу из туннеля, но успела увидеть лишь старый «Вольво» удаляющийся по пешеходной аллее на север, в направлении полосы деревьев.

Ей только-только хватило времени, чтобы надеть свой балахон, нацепить на голову фонарик и спрятать сотовый телефон под рубашкой, прежде чем в переход сбежали по лестнице, размахивая пистолетами, запыхавшиеся Марко и Лео.

– Что? Как? Почему вы здесь остановились? – прохрипел Лео. Марко молча крутился на месте, направляя пистолет в пустоту.

Я перестреляю этих тупоголовых, – подумала Анжелина. Но вслух коротко сказала:

– Ногу свело.

– Мы слышали звук машины, – все еще задыхаясь, выговорил Лео.

– Да, я тоже его слышала, – ядовитым тоном ответила Анжелина. – Большую помощь вы, двое, оказали бы мне, будь это убийца.

Лео побледнел. Марко взглянул на нее с таким выражением, будто вот-вот обмочится от страха. Может быть, я убью только Лео , – подумала она.

– Вы вернетесь в автомобиле? – спросил Лео. – Или хотите бежать дальше?

– После такой-то судороги? – тем же тоном отозвалась Анжелина. – Будет хорошо, если я смогу сама дохромать до автомобиля.

Только-только начало светать – темно-серые предрассветные сумерки Буффало понемногу сменяло казавшееся еще более мрачным серое утро Буффало, когда Курц вернулся в свою гостиницу, которой больше подошло бы звание ночлежки, и сразу же понял, что по его душу явились детективы Брубэйкер и Майерс.

У Курца имелись осведомители в гостинице, которые предупредили бы о том, что его дожидаются посетители, но на сей раз предупреждения не требовалось. Гостиница находилась в далеко не фешенебельном районе, и местные дети при помощи баллончика с краской уже украсили «Плимут» Брубэйкера с водительской стороны крупной надписью: «ТАИНЫЕ ОГЕНТЫ» – правописание не относилось к числу сильных сторон местных хулиганов. На пассажирской стороне было написано «СВИНОВОзка» – художник плохо рассчитал расстояние между буквами. Получившееся слово «свиново» позабавило Курца.

Хотя больше ничего забавного в сложившейся ситуации не было. Брубэйкер и Майерс обыскивали его примерно раз в три недели и пока что не застукали с оружием, но когда им это удастся – а согласно теории вероятностей рано или поздно они должны были преуспеть в своих стараниях, – он в двадцать четыре часа снова загремит в тюрьму. В штате Нью-Йорк условно освобожденные уголовники не пользовались дарованным богом, гарантированным конституцией и глубоко почитаемым всеми жлобами правом каждого американца обладать оружием такой огневой мощи, какая его устраивает.

Имея в одном кармане свой 40-дюймовый «СВ», а в другом хорошенький, маленький, но увесистый «компакт витнесс», принадлежавший Анжелине Фарино Ферраре, Курц вошел в переулок, проходивший позади гостиницы, вытащил из стены кирпич, который специально для этой цели выковырял две недели назад, и спрятал оружие в дыру. В это время суток местные пропойцы и наркоманы еще пребывали в приютах или дрыхли где-нибудь под скамейками, поэтому Курц рассчитывал, что у него есть в запасе часа четыре, прежде чем какой-нибудь остроглазый стервятник обнаружит его тайник. Если же общение с копами займет больше четырех часов, то его, вероятно, так поимеют, что оружие ему больше не понадобится.

Около ста лет тому назад, в то время, когда в Буффало застрелили президента Маккинли, [14] Маккинли, Уильям (1843–1901), 25-й президент США (1897–1901). отель «Ройял делавер армз», в котором проживал Курц, был вполне изысканным заведением. Курц слышал даже легенды о том, что Маккинли провел здесь последнюю ночь перед тем, как его убили. Но за последние девяносто лет отель неуклонно катился вниз и в настоящее время балансировал между дальнейшим вялым упадком и стремительным крахом. «Ройял делавер армз» находился в десятиэтажном доме, на крыше которого красовалась шестидесятифутовая радиотрансляционная башня, которая днем и ночью выдавала микроволновое излучение – в смертельных дозах, как были уверены многие из особенно склонных к паранойе постояльцев отеля. Башня была единственной работающей частью всего здания. За истекшие десятилетия та часть здания, которую занимал отель – пять нижних этажей, – превратилась из гостиницы для рабочих в ночлежку для безработных, затем в меблированные комнаты для малоимущих и снова в нечто среднее между ночлежкой и дешевыми меблирашками. Большинство постояльцев жило на пособие по безработице и употребляло соль лития и торазин. Курц уговорил менеджера разрешить ему поселиться на восьмом этаже, хотя верхние три этажа были фактически заброшены с 1970-х годов. В пожарных и строительных правилах оставалась лазейка, благодаря которой администрации впрямую не запрещалось сдавать эти комнаты, а каким-нибудь идиотам – снимать их и жить там среди отваливающихся обоев, осыпающейся штукатурки и подтекающих труб. Именно там Курц и жил. В номере все еще имелись дверь, холодильник и водопровод, а больше Курцу, в общем-то, ничего не было нужно.