Линкольн Чайлд - Гора Дракона

Профессор снова поднял руку.

– А это уже более серьезное обвинение. Я не говорю, что я против генной инженерии. Я возражаю против терапии зародышевых клеток. Вам известно, что существует два вида клеток: соматические и зародышевые. Первые умирают вместе с телом. Вторые – репродуктивные клетки – живут вечно.

– Я не очень понимаю…

– Дайте мне закончить. При использовании генной инженерии, если вы меняете ДНК соматических клеток человека, изменения умирают вместе с ним. Но если внести новые данные в ДНК зародышевых клеток – иными словами, в яйцеклетку или сперматозоид, – эти свойства будут унаследованы детьми. Получится, что ДНК человеческой расы навсегда станет другим. Вы понимаете, что это означает? Изменения в зародышевых клетках будут передаваться следующим поколениям. А это попытка вмешаться в то, что делает нас людьми. Насколько мне известно, «Джин-Дайн» именно этим и занимается в своем комплексе под названием «Маунт-Дрэгон».

– Профессор, я все равно не очень понимаю, почему вы так уверены, что это будет плохо…

Левайн вскинул вверх обе руки, и его бабочка сползла набок.

– Снова евгеника Гитлера! Сегодня я получаю награду за работу, которую проделал, чтобы память о холокосте не умерла. Я родился в концентрационном лагере. Мой отец умер от жестоких экспериментов Менгеле. Мне из первых рук известно, какое зло может нести в себе наука. И я стараюсь сделать так, чтобы вы об этом не узнали. Понимаете, одно дело найти способ лечить болезнь Тея – Сакса или гемофилию, но «Джин-Дайн» идет дальше. Они намерены «улучшить» человеческую расу, собираются найти способ сделать нас умнее, выше, красивее. Разве вы не видите, какое в этом заключено зло? Человечество не должно вмешиваться в подобные вещи. Это абсолютно неправильно.

– Но, профессор…

Левайн фыркнул и выставил вперед палец.

– Фред, пожалуй, стоит позволить тебе задать вопрос, прежде чем ты вырастишь мышцы под мышками.

– Доктор Левайн, вы постоянно твердите, что правительство недостаточно регулирует исследования в области генной инженерии. А как же Управление по контролю за продуктами питания и лекарствами?

Профессор нетерпеливо нахмурился и покачал головой.

– Они даже не требуют одобрения большинства генетически модифицированных продуктов. На полках магазинов лежат помидоры, клубника, стоит молоко и, разумеется, кукуруза с X-ржавчиной – все они генетически модифицированы. Как вы думаете, насколько тщательно их тестировали? В области медицинских исследований дела обстоят не лучше. Компании вроде «Джин-Дайн» могут делать практически все, что пожелают. Они внедряют человеческие гены в свиней и крыс, и даже в бактерии! Смешивают ДНК растений и животных, создавая новые чудовищные формы жизни. Они могут в любой момент случайно – или сознательно – получить новый патогенный вирус, который в состоянии уничтожить человеческую расу. Генная инженерия – самое опасное предприятие, в которое когда-либо пускались люди. Намного страшнее атомного оружия. Но никто почему-то не беспокоится об этом.

Снова поднялся крик, и Левайн указал на репортера впереди.

– Еще один вопрос. Ты, Мюррей, мне понравилась твоя статья, посвященная НАСА, которую на прошлой неделе напечатали в «Глоуб».

– У меня вопрос, ответ на который, уверен, интересует нас всех. Как вам это нравится?

– Что нравится?

– То, что «Джин-Дайн» подала в суд на вас и Гарвард, требуя компенсации в двести миллионов долларов, а также отзыва лицензии вашего фонда.

На мгновение наступила короткая тишина; профессор дважды моргнул, и все поняли, что он об этом не знал.

– Двести миллионов? – слегка ослабевшим голосом переспросил он.

Вперед выступила Тони Уилер.

– Доктор Левайн, – прошептала она, – именно это я и собиралась…

Он бросил на нее мимолетный взгляд и положил руку на плечо, заставив замолчать.

– Возможно, пришло время, чтобы наконец стала известна правда, – тихо сказал он и снова повернулся к толпе журналистов. – Давайте я расскажу вам кое-какие факты про Брента Скоупса и «Джин-Дайн», о которых вам неизвестно. Вероятно, вы все знаете, как мистер Скоупс создал свою фармацевтическую империю. Мы с ним вместе учились на последнем курсе Калифорнийского университета в Ирвайне. Мы были… – Левайн помолчал. – Близкими друзьями. Однажды на весенних каникулах он в одиночку отправился в поход в национальный парк Каньонлендс. Скоупс вернулся с горстью кукурузных зерен, найденных им в руинах поселения анасази. Ему удалось их прорастить. Затем он обнаружил, что древние семена невосприимчивы к страшной болезни под названием бурая ржавчина. Брент смог выделить ген иммунитета и ввести его в современную кукурузу, он назвал его «Х-ржавчина». Это легендарная история; я уверен, вы можете прочитать о ней в «Форбс». Но это не совсем так. Видите ли, Брент Скоупс сделал это не один. Мы работали вместе. Я помогал ему выделить новый ген и ввести в современный гибрид. Это было наше общее достижение, и мы получили авторское свидетельство. Но затем у нас возникли разногласия. Брент Скоупс хотел использовать патент, делать на нем деньги. Я же, напротив, собирался отдать наше изобретение миру бесплатно. Мы… скажем так, он одержал верх.

– Каким образом? – раздался чей-то голос.

– Это не важно, – резко ответил Левайн. – Главное в том, что Скоупс бросил учебу и вложил полученные им огромные средства в создание «Джин-Дайн». Я отказался иметь с ним какое бы то ни было дело – с деньгами, компанией и всем остальным. Я всегда считал это самым худшим видом эксплуатации. Но меньше чем через три месяца срок действия авторского свидетельства истекает. Чтобы «Джин-Дайн» смогла его продлить, его должны подписать два человека: я и мистер Скоупс. Я не стану это делать. И никакие угрозы или взятки не заставят меня изменить свое решение. Когда действие патента закончится, кукуруза, устойчивая к бурой ржавчине, станет достоянием общественности. Она будет принадлежать всему миру. Огромные доходы, которые «Джин-Дайн» получает каждый год, перестанут поступать в компанию. Мистер Скоупс это знает, но я не уверен, что данный факт известен финансовым рынкам. Возможно, аналитикам стоит еще раз внимательно изучить коэффициент «цена – прибыль» акций компании «Джин-Дайн». В любом случае я не сомневаюсь, что этот судебный иск не имеет никакого отношения к моей последней статье, посвященной «Джин-Дайн» и опубликованной в «Генетической политике». Таким способом Брент пытается заставить меня подписать бумаги на продление патента.

На мгновение воцарилась тишина, а затем ее разорвали громкие голоса.

– Но, доктор Левайн, – один голос перекрыл остальные крики, – вы так и не сказали, что собираетесь делать по поводу иска.