Сьюзен Льюис - Держи меня крепче

Страстность, с которой Боб сказал это, потрясла Шарлотту.

– Знаю! – тихо прошептала она. – Вы бы так и сделали! И я бы тоже так поступила, если бы могла. Но пока нам остается лишь одно: любить ее всеми силами и фибрами души и заботиться о том, чтобы она постоянно чувствовала себя в полной безопасности. Но при этом не давить на нее и одновременно не делать из нее тепличное растение. Что порой – увы! – делаю я, излишне оберегая дочь от всего на свете.

– Ну, это понятно! – сочувственно кивнул головой Боб. – Любой на твоем месте повел бы себя точно так же. Так что не вини себя ни в чем!

Последние слова прозвучали чересчур многозначительно. Шарлотта даже почувствовала, как ей в лицо бросилась легкая краска. Ведь они с Бобом еще ни разу не обсуждали напрямую, что произошло у нее там, в Англии, до того как она привезла Хло сюда, к ним. Конечно, ему были известны все подробности ее истории, и он прекрасно понимал, почему ее постоянно терзают угрызения совести. Но что он сам обо всем этом думает, Шарлотта не знала. Мать ни разу не сказала ей о том, как отнесся отчим к тому, что сделала Шарлотта. А сама она не спрашивала.

– Понимаю! Тебе пока нелегко! Не так-то просто пустить корни на новом месте! – заговорил он снова, осторожно подбирая слова. – Для этого нужно время! И чтобы обжиться в новой среде и обзавестись кругом знакомых и друзей, что у тебя, кстати, неплохо получается… Но главное – окончательно рассчитаться с прошлым и оставить его навсегда… в прошлом.

– Как вы думаете? Это возможно? – Шарлотта вперила в него умоляющий взгляд, словно от его ответа зависело сейчас ее будущее.

– Я думаю, – он бережно взял ее руку и сжал ее обеими руками, – надо отыскать в своей голове такое укромное местечко, в котором можно захоронить все дурные воспоминания, оставить их там под спудом всякого другого хлама и никогда не пытаться извлекать их снова. Понимаю, сказать просто, сделать – гораздо сложнее. Особенно когда все еще слишком свежо в нашей памяти. Но со временем мы поймем, что даже самые страшные испытания могут послужить нам во благо. Знаешь, открывается некий новый взгляд на привычные нам вещи, и мы воспринимаем их совершенно иначе, чем тогда, когда они случались с нами. Когда ты в самой гуще событий, то порой даже невозможно адекватно оценить всю сложившуюся ситуацию. А потому говорю еще раз! Время! Вот наш главный козырь и основной аргумент! Время и еще раз время!

Шарлотта устремила задумчивый взгляд вдаль, туда, поверх голов туристов, где в пойме реки зеленели сады и рощи. Перед ее глазами молнией пронеслась та страшная ночь, которая навсегда изменила ее жизнь. И жизнь Хло! Ужас, страх, оцепенение, паника, кровь… Боже мой! Море крови! Неужели это все было с нею? Такое чувство, что это происходило с кем-то другим и совсем в другой жизни. Или даже вообще не происходило, а приснилось в кошмарном сне. Но нет! Она и сегодня хорошо помнит, какой смертельный, можно сказать, запредельный ужас охватил ее, когда, подхватив ребенка на руки, она бросилась вон из дома.

– Как вы думаете, я напрасно так сделала? – прошептала она срывающимся от волнения голосом.

Боб дождался, когда она поднимет на него глаза.

– Ты сделала то, что должна была сделать в тот конкретный момент. Если бы ты этого не сделала… Впрочем, что толку говорить об этом сейчас? Зачем ворошить прошлое? Сейчас ты здесь, и здесь намереваешься остаться и жить. Вместе с Хло. Живите столько, сколько захотите! Точнее, живите у нас до тех пор, пока мы не надоедим вам окончательно.

Шарлотта невольно улыбнулась шутливым словам Боба, хотя, как всегда, в его словах скрывался двойной смысл. Он четко дал ей понять, что прекрасно осведомлен о том, как непросто выстраиваются ее отношения с матерью, видит, какой она может быть несдержанной, а при случае может даже и вспылить. С Бобом у нее таких срывов никогда не случалось. Напротив, их отношения с самого начала были ровными и дружелюбными. Хотя, с другой стороны, в их отношениях не замешано прошлое, как в случае с Анной.

– Не хочу, чтобы вы подумали, будто я какое-то черствое неблагодарное создание, – начала она и умолкла, увидев, как он жестом велел замолчать.

– Мне не нужны от тебя никакие слова благодарности! – откровенно признался он. – Все, что я делаю, я делаю ради Анны. Потому что люблю ее. А также для вас с Хло. Ибо отныне и навсегда вы тоже члены моей семьи, и я вас тоже уже успел полюбить. Хотя, не скрою, меня огорчают ваши постоянные размолвки с матерью. Думаю, она бы не сказала мне спасибо, если бы узнала, что я пустился с тобой в разговоры на эту тему. Но! Но я считаю своим долгом донести до тебя, что многое из того, что ты успела ей наговорить, сильно ее огорчает и даже ранит. Она изо всех сил пытается нащупать какие-то подходы к тебе, пока не очень успешно. Помоги ей, Шарлотта! Не отталкивай ее от себя, как ты это постоянно делаешь. Честное слово! Я был бы тебе крайне признателен за это! Порадуй же старика!

Шарлотта смутилась. Боб так искусно завуалировал свой упрек, превратив его не просто в просьбу, а почти что в мольбу. И все же в глубине души она была рада, что он решил поговорить с ней начистоту.

– Надеюсь, вы понимаете, что если я и обижаю маму, то делаю это не преднамеренно. Все происходит как-то спонтанно… иногда бывает, что слово срывается с моих губ само собой. Я и не помышляла говорить такое. А порой бывает так: я хочу обнять ее, поцеловать, и тут на меня словно что-то находит. И вместо этого я начинаю грубить, нести всякую чушь и еще больше отталкиваю ее от себя.

Боб слабо улыбнулся. Кажется, чистосердечность Шарлотты его тронула.

– Знаешь, что я думаю? – спросил он у нее.

– Что? – подалась она к нему. – Скажите, пожалуйста!

– Я думаю, что ты просто боишься довериться Анне целиком и полностью. Ты ей пока не доверяешь. Что, впрочем, вполне естественно, зная твою историю. Это вовсе не означает, что ты не хочешь доверительных отношений с матерью. Уверен, ты хочешь этого, быть может, больше всего на свете. Но что-то пока внутри тебя тормозит, не позволяет тебе сделать первый шаг навстречу. Вполне возможно, что там до сих пор сидит маленький ребенок, и он продолжает заправлять всеми твоими поступками. Наверное, Шелли точно бы согласилась с таким моим предположением! А я лишь скажу вот что. Анна – твоя мать, первые три года твоей жизни она постоянно была рядом с тобой. Она любила тебя, заботилась, по сути, она была центром твоей жизни, но потом она оставила тебя. И хотя ты знаешь, почему она это сделала, и тебе понятны все причины такого поступка, в твоей душе до сих пор тлеет обида и детский страх, что она может снова бросить, предать тебя.

В словах Боба, несомненно, была своя правда. И было бы глупо отрицать это. Более того, Шарлотта отлично знала, что ее терзает не только детский страх снова оказаться брошенной и никому не нужной.