Александр Воронецкий - Иногда и дилетанта полезно выслушать

"Счастью своему не верю!" – Татьяна тут же подцепила меня под ручку, оглянулась на женщин с выражением на лице полного превосходства,и потащила на выход. Пришлось метров двадцать до ближайшей скамейки возле "Места для курения" пройти. Присели.

"И о чем говорить будем?" – поинтересовалась женщина, – "Надеюсь о приятном?"

"Это как посмотреть," – я не был уверен, что тема разговора Татьяне понравится, – "но любовь присутствовать будет точно."

И видя, что слушать уже готова, начал:

"Дело щекотливое, кое-что узнать мне нужно точно. Пробовал с женой говорить – бесполезно. Одна ты можешь помочь."

"Ради бога, не тяни, как кота за хвост!" – Татьяну я заинтриговал определенно. Перешел к делу:

"Мне нужно знать, была ли у Славы любовница в партии, из замужних женщин. Кроме Веры, конечно.»

"Танечка, очень нужно! Не хочешь же ты, чтобы невинный мужик в тюрьму сел!"

«Ну и желание у тебя!" – удивленно начала, и уверенно продолжила, – "Это такое дело, что никто вокруг знать не должен! И даже предполагать!"

"Не хочу конечно!" – ответила, и задумалась.Я тоже молчал. Так вот и сидели с минуту, глядя под ноги. Потом Татьяна все же решилась:

"Надеюсь, между нами и останется."

Я тут же кивнул головой, подтверждая согласие.

"Был у Славы роман, с Валентиной Горюновой. Недавно совсем, после нового года. Но быстро кончился."

Женшина была женой бурового мастера, парня видного. В роман я сразу поверить не мог, и решил уточнить:

"Откуда знаешь?"

Татьяна посмотрела мне в лицо:

"Валентина и рассказала. Сам знаешь, что мы подруги, кое-чем о личном делимся."

"О делах любовных?" – я улыбнулся.

"О них, радость моя!" – потрепала мне волосы, – "Только если проболтаешься – все, останется покончить жизнь самоубийством!"

"Можешь не волноваться. Нем как рыба не буду, но об этом разговоре не узнает никто," – поспешил успокоить, – "Только если муж Валентины о романе догадался, удивляться всему, что со Славой произошло, не стоит."

"Да, муж у нее ревнивец жуткий," – согласилась Татьяна, и со вздохом добавила, – "Мужику не ревновать нужно, а работать больше! Тогда и любов-ников жены искать не будут!"

Из последней фразы я не все понял и попытался уточнить: "Как это работать больше?"

Танечка засмеялась: "Не как, а чем! Если не знаешь, то просвяшаю: местом, что у мужиков примерно там, где руки кончаются!"

С этим, конечно, было трудно не согласиться. Поэтому я со смешком поддакнул, но тему "работы" развивать не стал, зная что женщина этого только и ждет. И как бы не пришлось оправдываться из-за отсутствия намерения "поработать" именно с ней.

"Танечка," – ласково начал, – "без тебя у меня ничего не получится."

Продолжить не успел:

"Да я всегда готова!" – бодро перебила, – "Приди и возьми, только рада буду!" Еще раз потрепала меня по голове: "И считай в раю побываешь!"

Ну девка! Ну слов нет! Ну надо же так мужика добиваться! И осуждать грех – хочет-то меня, никого там другого!

Я, конечно, принял вид довольного услышенным идиота, но надежду женщины чуть остудил:

"Этот рай отложим на попозже. Сейчас мне другое нужно: муж подруги твоей, Валентины, знает о ее романе? И вообще, как у них отношения сейчас – ругаются, не ругаются, собираются разбежаться или наоборот сплошная любовь. То-есть, что у них в отношениях произошло с нового года, с начала романа Валентины и Славы. Пожалуйста помоги, пораспрашивай подругу. Только что бы она ни о чем не догадалась."

Татьяна вздохнула:

"Что для любимого мужчины не сделаешь?" И эти слова я понял как согласие помочь.

Вернувшись в комнату на рабочее место, я достал пикетажку и на одной из последних страниц написал три фамилии:

Петр Спиридонов – канавщик.

Бурков Трофим Сергеевич – помощник бурового мастера.

Горюнов – буровой мастер.

Пришлось вставать и идти к буровикам, узнавать инициалы Горюнова. Оказался Вадимом Николаевичем. И чтобы довести дело до конца, пробежался в гараж и написал в пикетажке еще одну фамилию: Коваленко Алексей, шофер горного цеха и бывший приятель Славы, возивший не так давно геологов к карьеру с красивыми и ценными камнями.

Свою специальность геолога я не просто люблю. Обожаю! Мне в радость и в поле бегать, разбираться в камнях, прослеживать горизонты пород, интрузии, разломы; прокручивать в голове множество вариантов возможных взаимоотношений этих объектов и выбирать из них наиболее реальный, максимально приближенный к действительности. И то же в камералке: еще раз увиденное в поле обдумать, что-то принять как реальное, кое в чем усомниться. И вместе с коллегами обсудив представления каждого по деталям строения площади, согласовать наши дальнейшие действия в одном, всеми признанном и одобренном направлении. Чтобы не получилось, как в басне "однажды лебедь рак да щука".

Таким согласованием действий мы почти до обеденного перерыва и занимались. Конечно со спорами, повышением голоса и некими обидами. Каждый защищал свое, не всегда остальными признаваемое, но от чего отказаться было не просто. Потихоньку к единому варианту дальнейших действий все же пришли.

Споры закончили, от моего стола, где стояли над фотопланами и картами, разошлись по своим местам. Расслабились, напряжение на лицах сменилось улыбками, Владимир и Паша, как курящие, полезли за сигаретами.

"Курите здесь", – предложил Леня, – "все равно скоро на обед пойдем".

Владимир глянул на меня: "Можно?"

Я махнул рукой – курите. Ребята закурили. Леня за столом со стула поднялся, очень смачно и с подвыванием потянулся; посмотрел в окно, возле которого сидел и спросил, даже не глянув в мою сторону:

"О чем это ты с Татьяной секретничал? Смотри, жена увидит, получишь на орехи!"

Владимир и Паша моментально обернулись в мою сторону, ждали, что скажу в ответ. А я удивился: чихнуть рядом с женщиной нельзя, в момент все об этом узнают! И выводы сделают одинаковые: шуры-муры между ними, любовные или около того. Поэтому наблюдательному Лене не ответил, а вопрос задал:

"Ты лучше скажи, кем Верочку сейчас, когда из милиции выпустили, считаешь. Подозреваемой или просто дурой-бабой?"

Леня по привычке хмыкнул, от окна обернулся ко мне: "Что она дура – это точно. Все бабы такие.А подозревать – не подозревать, дело личное. Я – так подозреваю. Ну не в убийстве, а в том, что отношение к нему имеет. А раз у нее подписку о невыезде взяли, значит не один я такой."

Понял, что убеждений своих Леня изменил не намного. Вздохнул погромче, показав этим сожаление по поводу услышенного, и подтвердил его, обращаясь теперь к Владимиру и Паше: