Питер Лавси - Работа над ошибками

Прислонившись спиной к сколоченным из деревянных жердей воротам загона для скота, он внимательно огляделся. Тропинка, тянувшаяся через долину, выглядела не слишком гостеприимно, но все же была бы наиболее удобным маршрутом, если бы он решил продолжить свой поход. Видимо, когда-то ее собирались заасфальтировать, чтобы по тропе можно было проехать на машине. Во всяком случае, вдоль нее трава была скошена, а кое-где тропу присыпали гравием. Даймонд увидел знак, свидетельствующий о том, что в ручье можно рыбачить. Однако вокруг не было ни одной машины и ни одного рыбака.

Почувствовав жажду, Питер подумал о том, достаточно ли чиста вода в ручье, чтобы можно было напиться прямо из него. Внезапно его слух уловил шум двигателя, который доносился откуда-то слева, со стороны фермы. Он был слишком высоким, а значит, его источником являлся мотор не трактора и не грузовика. У Даймонда мелькнула мысль, что он слышит шум двигателя и винтов вертолета с инспектором Уоррилоу на борту. Затем он увидел мчавшийся по тропе мотоцикл. В нем сидел человек в черном кожаном комбинезоне и красном шлеме с черным плексигласовым забралом.

Мозг Даймонда лихорадочно заработал. Мотоцикл, приблизившись, остановился в нескольких ярдах от Питера. Не поднимая забрала, мотоциклист обернулся назад, взял с заднего сиденья еще один шлем и бросил его Даймонду.

Тот даже не попытался его поймать, и шлем упал на землю около его ног. Говорить что-либо было бессмысленно – рев мотоциклетного двигателя глушил все звуки вокруг.

Мотоциклист энергичным жестом поманил Даймонда к себе. Похоже, он всерьез рассчитывал, что мужчина весом в двести десять фунтов наденет шлем и прыгнет на заднее сиденье. Но Даймонд скрестил руки на груди и демонстративно уставился куда-то в сторону.

Дело было вовсе не в том, что Даймонд пытался перехитрить противника. Никакой стратегии у него не было – он просто не хотел ехать на заднем сиденье мотоцикла. Его решимость возымела эффект – мотоциклисту пришлось заглушить мотор. Сделав это, он поднял затемненное пластиковое забрало шлема. Несколько лет, проведенных в тюрьме Олбани, давали о себе знать – лицо Маунтджоя казалось изможденным. Однако Даймонд сразу узнал знакомые черты. Джон Маунтджой был больше похож на славянина, чем на англосакса. Темно-карие, глубоко посаженные глаза, высокие и широкие скулы, твердая линия рта и массивная нижняя челюсть – весь облик Маунтджоя свидетельствовал о том, что он человек волевой и решительный.

Глядя на него, Даймонд равнодушно кивнул, словно перед ним находился незнакомец. Между тем он лихорадочно обдумывал десяток вопросов – их он собирался задать Маунтджою, дождавшись удобного случая. Но сейчас парадом командовал Маунтджой, так что Питеру ничего не оставалось, кроме как отдать инициативу преступнику.

– Здесь мы говорить не будем, – заявил Маунтджой.

Даймонд промолчал, рассчитывая, что его собеседник расценит это как знак согласия.

– Наденьте шлем и садитесь на чертов мотоцикл, – жестко произнес Маунтджой.

Питер покачал головой.

– Что вы сказали? – спросил Маунтджой.

– Ничего. Ровным счетом ничего. Думаю, будет лучше, если не я надену шлем, а вы снимете свой.

– Что?

– Я говорю… А впрочем, забудьте об этом.

– Я не повезу вас далеко, – настаивал на своем Маунтджой.

– Вы вообще никуда меня не повезете, – пробормотал Даймонд себе под нос.

– Пытаетесь выиграть время? Надеетесь, что сюда вот-вот подоспеет целая свора ваших вооруженных коллег с оружием и в бронежилетах?

Питер пожал плечами и с безнадежным видом развел руками.

– Говорю вам, если попытаетесь загрести меня, девчонке конец.

Грубость тона Маунтджоя контрастировала с хорошо поставленным голосом: сразу чувствовалось, что его обладатель – человек интеллигентный. Разумеется, пребывание в тюрьме не могло не изменить Маунтджоя. Но ведь он всего четыре года назад являлся директором колледжа, и это чувствовалось. Да, он уже тогда был склонен к насилию и его жертвами были исключительно женщины. Маунтджой никогда не участвовал в уличных потасовках.

Даймонд с преувеличенным равнодушием зевнул и, отвернувшись от Маунтджоя, принялся разглядывать клочья овечьей шерсти на колючей проволоке ворот. Похоже, ему удалось выиграть несколько очков, потому что Маунтджой, внимательно оглядев окрестности, опустил подножку мотоцикла. Затем он снял с головы шлем и положил его на топливный бак. За время пребывания в тюрьме в его темных волосах появились серебряные нити седины.

– Ладно, поговорим здесь.

– Не возражаю, – кивнул Даймонд, словно идея принадлежала не ему, а Маунтджою.

– Вы хорошо поняли, что я сказал? Попытаетесь меня сцапать – девице вашей конец.

– Арестовывать вас – не моя работа.

– Что вы имеете в виду?

Даймонд уже собирался сказать, что он больше не полицейский, но в последний момент сдержался. Перечеркнув своим заявлением все надежды Маунтджоя, Питер вряд ли мог рассчитывать на какие-то уступки с его стороны.

– Я имею в виду, что вы – не моя проблема. Олбани находится в Хэмпшире. Вас разыскивают люди именно из того отделения.

– Небольшая поправка, начальник, – возразил Маунтджой. – Все-таки я все еще ваша проблема. Именно по вашей милости в 1990 году я оказался за решеткой за убийство, которого не совершал.

– Да бросьте! Сколько раз я уже это слышал! – с оттенком презрения произнес Даймонд, словно бы не ожидавший такого поворота. – Придумайте что-нибудь получше, Джон.

На скулах Маунтджоя угрожающе вспухли желваки.

– Говорю вам, Даймонд, я не убивал Бритт Стрэнд. Да, я не святой, но я вообще никого не убивал… пока.

– Это угроза, не так ли?

– Мне отказали в праве на апелляцию. Как еще я могу добиться справедливости?

– Если вы причините вред Саманте Тотт, вам конец. Понимаете?

Маунтджой проигнорировал заданный ему вопрос и вместо того, чтобы ответить на него, сказал:

– Подумайте вот о чем. Я бежал из тюрьмы Олбани. У меня была возможность отправиться куда угодно, залечь на дно и оставаться вне поля зрения полиции. Но я вернулся в Бат. Почему? Зачем подвергать себя риску, если я на самом деле виновен?

Именно об этом Даймонд размышлял уже давно.

– Я не знаю, зачем вы это сделали, но дам вам бесплатный совет, – произнес он. – Если вы действительно хотите добиться оправдания, отравляйтесь на один из телеканалов, которые любят выставлять полицейских недоумками или коррумпированными мерзавцами. Там вам помогут.

– Я вовсе не считаю вас коррумпированным мерзавцем. Иначе я бы с вами не разговаривал. Вы совершили ошибку, страшную ошибку, и за нее нет вам моего прощения. Но я считаю, что вы заблуждались искренне. Вы – моя единственная надежда. Мне нужно, чтобы вы признались, что при расследовании моего дела схалтурили.