Мэри Торджуссен - Пропавший

Перед отъездом я склонилась над Мэттом и поцеловала в щеку. Его глаза были закрыты, он дышал спокойно и размеренно. Тепло лица Мэтта мои губы ощущали долго. Он мирно спал или, по крайней мере, мне так показалось. А может, он всего лишь притворялся спящим, а сам только ждал момента, когда выйду из дома? И его глаза широко распахнулись, стоило ему услышать удаляющийся звук двигателя моей машины, а потом он выскочил из постели и начал собирать вещи?

Я заплакала, представив эту сцену. Мы ведь прожили вместе четыре года. Как же Мэтт мог бросить меня, ничего не объяснив? Не поленился поставить мои старые вещи на прежние места? Складывалось впечатление, что он вообще никогда не бывал в этом доме!

Я выпила и второй бокал вина почти до дна, но от этого только еще сильнее расстроилась и разрыдалась. Я любила Мэтта. Любила всегда. С самого начала. Он знал, как много для меня значит, – столько раз слышал от меня об этом! Все свободное время мы проводили вместе. Я взялась за телефон, решив поговорить с кем-нибудь, но сразу положила трубку на место. Мне стало стыдно быть брошенной, причем так унизительно брошенной. Как я могла рассказать кому-то в деталях об уходе Мэтта?

Бутылку и бокал я взяла с собой, поднявшись наверх. Той ночью мне требовалось забыться, а это был самый простой и быстрый способ добиться подобного состояния.

Добравшись до двери спальни, я уже знала, чего ожидать, но все равно один только вид покрывала, свежего и чистого, невероятно расстроил меня. Я сменила постельное белье в прошлое воскресенье и использовала бордовое покрывало, привезенное Мэттом среди прочих своих вещей. Теперь же его не было. Кровать выглядела ослепительно-белой: покрывало, простыни, наволочки – набор из расшитого белого хлопка, купленный мной задолго до нашего знакомства с Мэттом.

Снова собрав волю в кулак, я открыла створки его гардероба. Разумеется, он оказался пустым. Проволочные вешалки болтались на перекладинах, но здесь не осталось даже намека на запах любимой туалетной воды Мэтта. Не было смысла проверять выдвижные ящики, но я все равно сделала это. Пустота. Как в тот день, когда я купила этот платяной шкаф.

Я разделась и бросила свою одежду в корзину для вещей, предназначенных в стирку. При этом наливала вино бокал за бокалом и пила, не ощущая вкуса. Из нижнего ящика своего прикроватного столика я достала наушники. Они служили мне глушителями шума, когда я не хотела ничего слышать, даже собственные мысли, – как раз то, что мне требовалось в тот момент. Я чувствовала головокружение и жар по мере того, как алкоголь проникал в кровь. Взяв подушку с той стороны постели, где обычно спал Мэтт, я уткнулась в нее. Она пахла свежестью и чистотой. Напрасно было искать на подушке хоть что-то, связывающее ее с ним. Слезы обильно текли по моему лицу, и сколько бы раз я ни протирала его, через несколько секунд оно снова становилось мокрым. Когда я представляла, как Мэтт тщательно собирает вещи, чтобы оставить меня, без единого слова объяснения, без всякого предварительного намека, что может уехать, мое сердце будто с силой сжимал невидимый кулак. Я едва дышала.

Где же он мог быть?

Я проснулась посреди ночи. Во рту было кисло, глаза распухли от слез. Я крепко сжимала ножку своего бокала, а вторая половина постели, где всегда спал Мэтт, пропиталась разлитым вином. В воздухе стоял устойчивый запах перегара, и я вдыхала эти выветрившиеся алкогольные пары. Мой желудок взбунтовался. Пришлось броситься в ванную.

Хотя я должна была успеть подготовиться к этому и не реагировать особенно остро, меня охватила глубокая печаль при виде своей зубной щетки, оставшейся в одиночестве. Я смотрела в раковину, пока чистила зубы и умывалась, намеренно не глядя туда, где зияли пустоты вместо бритвенных принадлежностей Мэтта, на крючок, где еще накануне висел его халат, на углубление в полке, куда он ставил гель для душа и шампунь. Но при этом я уже чувствовала себя по-другому, словно все изменилось. Другой стала я сама. У меня раскалывалась голова, глаза покраснели от плача, но этим ощущения не исчерпывались. Болела каждая мышца, грудь стянуло обручем, мешавшим дышать. Казалось, я серьезно заболела чем-то вроде гриппа.

Я вышла на верхнюю лестничную площадку, чтобы спуститься и налить себе стакан воды, но замерла, вновь заметив отсутствие плакатов на стенах в холле. Не сумев заставить себя справиться с эмоциями, я вернулась в постель.

Только через несколько часов я смогла поговорить с Кэти. Она была единственным человеком, кому я могла довериться и все рассказать. Мы дружили с пятилетнего возраста, сидели рядом на уроках в школе. И с тех пор прошли вместе через очень многое. Я знала: Кэти не будет осуждать меня и не пристанет с расспросами. С Мэттом она тоже была близко знакома и не могла не понимать: случившееся явилось для меня полнейшей неожиданностью. Даже зная, что еще слишком рано для выходного дня и Кэти едва ли проснулась, я все же послала ей сообщение:

Мне необходимо поговорить с тобой. Ты уже встала?

В ожидании ответа я проверила «Фейсбук». И снова у меня сердце оборвалось, когда я подумала, что Мэтт «заблокировал» меня. Но затем я провела поиск по его имени. Мэтт вообще не фигурировал в этой социальной сети. Наверное, просто закрыл свою страничку, решила я. Я поискала сообщения, которыми мы обменивались, но вся наша переписка оказалась удалена. Как могло произойти такое? И мои собственные папки с нашими совместными фото постигла та же участь! Я быстро зашла в «Твиттер», в «Инстаграм» и в «ЛинкедИн». Ни на одном из сайтов Мэтт не был зарегистрирован.

Кэти, вероятно, легла накануне очень поздно, потому что прошло больше часа, прежде чем я получила от нее ответ. Лежа на кровати, я выстукивала пальцами дробь по матрацу и так напряженно думала, куда он мог деться, что головная боль стала почти невыносимой.

Собираюсь в гости к маме. Могу позвонить тебе позднее?

При мысли, что придется еще очень долго оставаться с проблемой один на один, мне не удалось сдержать нового потока слез.

Прошу тебя, Кэти! Мэтт бросил меня. Можешь приехать?

Последовала долгая пауза. Я вообразила ее лицо, изумление от подобной новости. В конце концов, мы же столько лет были близки. Наконец она ответила:

Он уехал? Дай мне полчаса.

Я лежала, свернувшись калачиком в полутемной комнате, не в состоянии даже раздвинуть шторы. И хотя я почистила зубы, вкус выпитого предыдущим вечером вина ощущался где-то в глубине гортани, его запахом пропитались простыня и подушка. От меня отвратительно воняло. Я потеряла контроль над собой. Нельзя, чтобы Кэти застала меня в таком виде.

К ее приезду я успела принять душ и сменить постельное белье. Распахнула окна, раздвинула шторы. Но, несмотря на повторную чистку зубов, во рту осталось неприятное послевкусие.