Стефани Майер - Химик

– Пожалуйста, – прошептал Дэниел. – Прошу, я не понимаю, что происходит. Я ничем не могу помочь. Клянусь, иначе я все бы сделал.

– Ты сможешь, – пообещала Алекс и вонзила иглу в трицепс левой руки.

Реакция была практически мгновенной. Его рука дернулась, натягивая путы. Пока Дэниел в ужасе смотрел, как судорожно сокращаются его мышцы, Алекс спокойно взяла еще один шприц и обошла стол.

– Алекс, пожалуйста! – взвыл Дэниел.

Не обращая внимания ни на крики, ни на попытки уклониться – как будто ему хватило бы сил сорвать наручники, – Алекс ввела дозу молочной кислоты и в четырехглавую мышцу правого бедра. Колено резко выпрямилось так, что ступня соскользнула со стола. Дэниел охнул, а затем застонал.

Алекс двигалась неторопливо – без спешки, но и не слишком медленно. Еще один шприц. Все равно левая рука уже не подчинялась хозяину. На этот раз Алекс ввела кислоту в бицепс левой руки. Он тут же начал сокращаться, соперничая с трицепсом.

Дэниел охнул, словно ему двинули в живот. Вот только боль от происходящего была куда сильнее любого удара.

Еще укол, теперь в бицепс правого бедра. И в ноге началось то же самое мучительное соперничество разных мышц. А вместе с ним – и крики.

Алекс встала у головы Дэниела, бесстрастно наблюдая, как натянулись и побелели жилы на его шее. Когда он открыл рот для очередного крика, Алекс сунула ему кляп. С откушенным языком объект ничего не расскажет.

Она опустилась на стул и закинула одну ногу на другую. Взглянула на мониторы – все показатели повышены, однако опасности для организма пока нет. Люди даже не представляют, сколько может выдержать здоровое тело прежде, чем важным органам что-то действительно начнет угрожать. Она провела пальцем по тачпаду, чтобы экран ноутбука продолжал светиться. А затем достала из кармана наручные часы и положила их на колено – по большей части ради показухи, ведь за временем можно было следить и на любом из мониторов.

Алекс спокойно ждала; серебристые часы казались на черной одежде белым пятном. То, как бесстрастно она наблюдала за жертвами, обычно обескураживало объекты еще сильнее. Поэтому она смотрела на Дэниела с вежливым выражением лица – словно зритель во время посредственной пьесы, – пока его тело билось и корчилось на столе, а сквозь кляп прорывались крики. Дэниел то находил ее глазами, умоляющими и полными боли, то шарил взглядом по помещению.

Десять минут могут быть очень длинными. Мышцы начали сокращаться по отдельности – одни словно скручивались в узлы, а другие, казалось, норовили оторваться от костей. По лицу Дэниела катился пот; влажные волосы потемнели. Кожа на скулах так натянулась, что вот-вот могла треснуть. Крики стали хриплыми, скорее звериными, чем человеческими.

Еще шесть минут.

И ведь это даже не самые качественные препараты.

Любой псих, что захотел бы удвоить боль, вполне мог бы это сделать. Распространение кислоты, которую использовала Алекс, не контролировалось законом; ее было достаточно легко приобрести через Интернет – даже если покупатель вдруг оказывался в бегах от темной изнанки правительства Штатов. Раньше, в самом расцвете карьеры спеца по допросам, с чудесной лабораторией и замечательным бюджетом, с секвенсором и реактором, Алекс могла создавать поистине уникальные и узконаправленные препараты.

На самом деле кодовое имя Химик ей совсем не подходило. А «Молекулярный биолог» звучало слишком сложно. Экспертом в химии был Барнаби; то, чему он научил Алекс, спасало ей жизнь с тех самых пор, как она потеряла лабораторию. И, в конце концов, Алекс действительно стала Химиком. Но поначалу внимание департамента привлекло именно ее теоретическое исследование моноклональных антител. Досадно, что везти Дэниела в лабораторию чересчур рискованно. Операция дала бы плоды гораздо быстрее.

И ведь Алекс почти удалось вывести боль из уравнения. Вот она, ее заветная мечта, которую никто не жаждал увидеть исполненной. Алекс знала, что если бы все эти три года продолжала работать, а не спасаться, то уже создала бы ключ к любому сознанию. Без пыток, без ужаса. Просто быстрые и с удовольствием выданные ответы, а потом такая же полная удовольствия путевка или за решетку, или на эшафот.

Зря ей не дали продолжить работу.

Еще четыре минуты.

Они с Барнаби обсуждали, как себя вести во время подобных пауз в допросе. Барнаби рассказывал себе истории. Вспоминал сказки из детства и придумывал им современные версии или другие концовки, или же менял персонажей местами. Он говорил, что некоторые идеи выходили неплохими и в свободное время он их запишет. А вот Алекс казалось, что без полезного занятия она попросту теряет время. Поэтому она планировала. В самом начале – новые виды моноклональных антител, которые смогут контролировать реакции мозга и блокировать рецепторы. Потом – жизнь в бегах, всевозможные худшие сценарии и как не угодить в ловушку. Как удрать, если уже почти попалась. Как выбраться, если капкан все-таки захлопнулся. Алекс пыталась представить все варианты.

Барнаби говорил, что иногда нужно расслаблять мозг. Веселиться. Иначе какой смысл жить?

Просто жить, решила тогда Алекс. Все, чего она просила, – это жить. И поэтому она заставляла свой мозг работать на полную катушку.

Сейчас она думала о следующем шаге. Сегодня, завтра или – упаси его господи – послезавтра Дэниел расскажет все, что знает. Любой рано или поздно сломается. Человек может терпеть боль лишь определенное время – это факт. Некоторые способны лучше переносить определенные ее виды, поэтому приходится применять другие. Если Дэниел продолжит молчать, Алекс перевернет его на живот – чтобы не захлебнулся рвотой – и применит то, что сама называла «зеленым уколом», хотя сыворотка была прозрачной, как и остальные. Если и это не поможет, настанет черед какого-нибудь галлюциногена. Всегда можно найти новый способ причинить боль. В теле столько разных точек для стимуляции.

Получив необходимое, Алекс прекратит мучения Дэниела и погрузит его в сон, потом отправит Карстону имейл с местного сетевого адреса и расскажет все, что узнала. А затем уедет и будет ехать очень долго. Может, Карстон и компания не станут ее преследовать. А может, станут. И Алекс об этом, вероятно, даже не узнает, ведь скорее всего она продолжит скрываться до самой смерти – надеясь, что смерть наступит по естественным причинам.

Не прошло и девяти минут, как действие препарата начало сходить на нет. Вещества действовали на всех по-разному. Дэниел реагировал, как большинство. Крики превратились в стоны. Тело постепенно обмякло, и он затих. Алекс вытащила кляп, Дэниел резко втянул воздух. А затем уставился на нее в ужасе и заплакал.