Джоанна Кэннон - Три факта об Элси

Зимы в «Вишневом дереве» всегда тянутся долго. Наступающая зима будет моей пятой. Это называется отдельным проживанием на полном пансионе, но я никогда не могла толком уразуметь, от чего мы отделены. Мир по-прежнему рядом; он просачивается к нам через газеты и телевидение, долетает в обрывках чужих разговоров и в мелодиях мобильных телефонов. Это от нас отделались – упаковали и засунули подальше, спровадили с глаз долой. Я не раз задавалась вопросом: может, это мир от нас отделили?

– Правда, ночи стали заметно длиннее? – начала Элси.

Мы смотрели, как в квартирах напротив зажигаются огни. Ряды окон, пазл из людей, чужие вечера, просачивающиеся в сентябрьские сумерки. В это время дня можно заглянуть в разные жизни, увидеть дольку чужого житья-бытья, прежде чем люди отгородятся занавесками и станут тайной.

– Там кто-то поселился, – сказала я.

Основной персонал «Вишневого дерева» уже разошелся по домам – мисс Биссель в своем «Мини» давно промчалась под фонарями по шоссе и исчезла за поворотом, но в гостиной двенадцатой квартиры зажглась лампочка. Она мигала, как на кинопленке, и я кадр за кадром видела, как по комнате идет мужчина. Немолодой, отметила я, но неверный свет не давал толком рассмотреть.

Я отчего-то почувствовала, что дыхание застревает в горле.

– Сколько еще дней до Рождества? – спросила Элси. – Хочешь, вместе посчитаем?

– Нет, – ответила я, – особо не хочется.

– Девяносто восемь, – похвасталась Элси. – Девяносто восемь!

– Да?

Я смотрела на незнакомца. Он был в шляпе и пальто и в основном стоял к нам спиной, но всякий раз, как мелькал хоть краешек его лица, мозг судорожно искал смысл в том, что видят глаза.

– Как странно, – прошептала я.

– Согласна. – Элси смахнула со скатерти крошки от кекса. – Прошлое Рождество будто вчера было.

Человек ходил по комнате. В том, как он поднимал воротник и пожимал плечами, было нечто такое, от чего у меня сосало под ложечкой.

– Невероятно!

– Нет, все точно, девяносто восемь. Я сосчитала дни, пока ты зачем-то глазела на то окно.

Я нахмурилась:

– Девяносто восемь чего?

– Дней! До Рождества.

– Я не о том… – Я снова посмотрела на окно, однако лампочка окончательно перегорела, и незнакомец с поднятым воротником, пожимающий плечами, исчез.

– Мне показалось, я кое-кого узнала.

Элси вгляделась в темноту:

– Может, кто-нибудь из садовников?

– Нет, в двенадцатой квартире. – Я взглянула на подругу, но передумала и отвернулась. – Обозналась, наверное.

– Уже темно, Флоренс, легко ошибиться.

– Наверное, – отозвалась я. – Я ошиблась.

Элси снова начала смахивать крошки. Я одернула рукава кардигана.

– Может, подбросить еще полено в огонь? – предложила я. – А то как-то холодно.

– Флоренс, тут же как в печке!

Я глядела в темноту. Окно двенадцатой квартиры смотрело на меня в ответ.

– У меня ощущение, будто кто-то прошелся по моей могиле [2] Английская поговорка, означающая, что говорящему стало не по себе. .

– По твоей могиле?!

Нет, я наверняка обозналась. Иначе и быть не может.

– Это фигура речи, – сказала я, – только и всего.

Время дотащилось до середины вторника, когда я вновь увидела его.

Элси ушла на педикюр, а это всегда отнимает у нее много времени, потому что ее ногти сложно обработать. Одна из уборщиц вытирала пыль в моей квартире. Я не сводила с нее глаз, потому что люди гораздо тщательнее выполняют свои обязанности, когда за ними присматриваешь. Вроде бы горничные признательны, когда я указываю им на огрехи.

«Что бы мы без вас делали, мисс Клэйборн», – говорят они.

Сегодняшняя уборщица на редкость небрежна. Плоскостопие, маленькие кисти рук, кольца в носу, губах, бровях – везде, кроме ушей.

За окнами туман. Такой туман оглушает небо до самого горизонта и не пропускает дневного света, но я сразу разглядела незнакомца через окно. Он сидел на одной из скамеек посреди двора, глядя на двенадцатую квартиру. На нем были вчерашняя шляпа и серое пальто, хотя узнала я его не по этому, а по манере теребить воротник, носить мягкую фетровую шляпу – вообще по внешности. Знакомых замечаешь даже в толпе – что-то в человеке прямо-таки бросается в глаза.

Я хотела показать его уборщице с кольцами – мне хотелось убедиться, что она его тоже видит. Вы же наверняка слышали, что с возрастом мозг начинает придумывать всякое из ниоткуда и изобретать невообразимую чепуху. Но девица что-то бормотала себе под нос, возя тряпкой по каминной полке, а у меня испытательный срок. Мисс Амброуз не стала углубляться в подробности, но я не сомневалась – галлюцинаций она не одобрит.

Когда я снова повернула голову к окну, новый жилец по-прежнему сидел посреди двора, только положил локти на спинку скамьи, как всегда делал. Я почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Мне захотелось побарабанить по стеклу, чтобы он обернулся, но я не могла.

– Мисс Клэйборн! Мисс Клэйборн, теперь все в порядке?

Я осталась стоять неподвижно.

– Нет, не все, – ответила я. – Все настолько далеко от порядка, насколько только может быть!

– Но я уже дважды вытерла каминную полку! Если я снова начну ее вытирать, то опоздаю к следующему человеку.

Девушка встала перед телевизором с флаконом чистящего средства. Кольца на ее лице напоминали восклицательные знаки.

– Я не о каминной полке, – сказала я. – Вон, Ронни Батлер сидит на скамейке. Вы его видите?

Иногда слова сами вылетают изо рта. Еще не договорив, уже понимаешь – зря, но поздно, остается только дослушать себя.

– Кто такой Ронни Батлер? – спросила девица. От любопытства кольца образовали на ее лице новый узор.

– Кое-кто из давнего прошлого. Я его когда-то знала.

Я одернула занавеску, хотя она висела идеально прямо.

Девица начала собирать свои флаконы, тряпки и фланельки и складывать в маленькую розовую корзинку.

– Это же хорошо! Сможете наверстать упущенное.

Я взглянула на двор. Ронни встал и пошел по дорожке, ведущей к главным воротам.

– Нет, – произнесла я, – в этом нет ничего хорошего.

– Но отчего же?

Я не стала торопиться с ответом. Подождала, пока наполнится розовая корзинка, пока послышится щелчок закрывшейся двери и шарканье плоских стоп по коридору. Я выждала время, прежде чем ответить на вопрос. Слова отчего-то прозвучали шепотом:

– Потому что Ронни Батлер утонул в пятьдесят третьем году.

– У тебя когда-нибудь было, чтобы ты видела то, чего нет?

Элси вернулась от педикюрши и сейчас восхищалась ее мастерством, разглядывая пальцы ног через колготки.

– О, да постоянно! – отозвалась она.

– Да?

Элси пошевелила пальцами, суставы захрустели в 30-деновой темнице.

– Мне казалось, что идет дождь, а когда я выходила, оказывалось, дождя нет. А еще мне часто казалось, что молока в холодильнике больше, чем на самом деле.